Письмо Сталину и восстановление музея

Елене Дометьевне не надо было объяснять, в какой сложной ситуации при переезде оказались Палеонтологический институт и сам Иван Антонович.

Институт разместили в наскоро оборудованных помещениях по Большой Калужской улице, 16, на окраине Москвы, возле Нескучного сада. Выбор места объяснялся тем, что в 1934 году особняк в Нескучном саду занял президиум Академии наук и остальные институты планировалось устроить поблизости.

В 1936 году академия начала подготовку к грандиозному мероприятию — Всемирному геологическому конгрессу, в рамках которого должна была работать и палеонтологическая секция. В начале сентября Ефремова выбрали учёным секретарём института. Иван Антонович, только что вернувшийся из Каргалы, вынужден был оставить почти всю собственную научную работу — написание статей, подготовку к печати научных сборников — и сосредоточиться на организационной деятельности: «Бросить все дела и всеми силами вывозить институт»1.

В Ленинграде тщательно упаковали и отправили в Москву бесценные экспонаты Палеонтологического музея, но в новой столице музею пока не находилось места. Ящики гнили в подсобках, вызывая в учёных чувство беспомощности и досады. Часть коллекции оставалась в Ленинграде.

Трудности возникали на каждом шагу. Многие сотрудники не получили нормального жилья. Академия наук оказалась неспособна оперативно решать жилищные проблемы. Год спустя Новожилов, спутник Ефремова по Чарской экспедиции, ценный раскопщик и образцовый препаратор, оказался в особо сложном положении: московская прописка, в то время чрезвычайно строгая, у него кончилась, без прописки его не селили даже в общежитие, и некоторое время он на нелегальном положении жил в квартире Ивана Антоновича. Спал на снятой с петель двери, положенной на ванну. Без жилплощади и прописки его могли выслать из столицы. Ефремов хлопотал, пытаясь добыть для него жильё. В конце концов Нестор Иванович получил небольшую комнату возле Курского вокзала.

Необработанные коллекции хранились в ящиках, не было помещений для препаровки и изучения находок. Негде было развернуть библиотеку института, упакованная, она была практически недоступна. Проблемы возникали даже с хорошими машинистками: статью об амфибиях, которую Ефремов отдал на перепечатку, подготовили настолько скверно, что пришлось искать новую машинистку. Ею стала М.П. Климовицкая, которая жила в том же доме, что и Ефремов.

Грамотных машинисток передавали по знакомству, как несомненную ценность.

Иван Антонович отчётливо видел, как плетутся бумажные сети, как опутывает живое дело бумажная волокита, как страдает труд великих подвижников науки. Музею срочно нужно было собственное помещение. Отчётливо осознавая происходящее в стране, Ефремов понимал, что быстро разрешить ситуацию мог только один человек — Иосиф Сталин. И созрело письмо — простое, ясное, в котором учёный секретарь Палеонтологического института, кандидат биологических наук Ефремов подчёркивал неоценимое значение коллекций и предлагал передать музею пустующее помещение графских конюшен в Нескучном саду, рядом со зданием Президиума АН СССР2.

Конюшни и манеж составляли единое здание, входившее в ансамбль Нескучного сада. В середине XIX века корпус был перестроен в зал для загородных царских приёмов, ныне заброшенный и разрушающийся.

Когда писалось письмо, в манеже были сложены ящики с экспонатами музея здравоохранения. Их собирались вынести, а здание передать академику Ферсману для развёртывания Минералогического музея. Та же часть, в которой находились конюшни, пустовала. Просторное помещение и высокие потолки вполне подходили для монтировки скелетов крупных динозавров. Конечно, все экспонаты музея здесь развернуть было невозможно, однако это лучше, чем ничего.

Письмо подписали ведущие специалисты института.

Иван Антонович с женой напряжённо ждали ответа. И рождения ребёнка.

В сентябре родился сын, которого Иван Антонович назвал Алланом — в честь любимого героя детства Аллана Квотермейна.

К октябрю стало известно, что письмо дошло до вождя народов, и бывшие конюшни графа Орлова-Чесменского переданы музею3.

Перед проведением Всемирного геологического конгресса надо было специально подготовить залы для размещения коллекций, сделать полный ремонт вплоть до настилания новых полов, соорудить постаменты и витрины, а затем заново смонтировать разобранные скелеты древних чудовищ.

Переехавший из Ленинграда институт насчитывал 16 научных и 13 научно-технических сотрудников. Воссоздание экспозиции воодушевило небольшой коллектив палеонтологов. Коллекции высвобождались из ящиков. К Всемирному геологическому конгрессу монтировались новые экспонаты.

В начале лета 1937 года Ефремов оказался действующим лицом сцены с новым препаратором Марией Фёдоровной Лукьяновой. В ПИН тридцатилетняя женщина с тремя классами церковно-приходской школы, член ВКП(б), пришла по совету двоюродной сестры после работы в фабричной библиотеке, где она попала под сокращение. Владимир Самуилович Бишоф обучал препараторов научно-технической обработке скелетов. Работа пыльная, грязная, кругом одни мужчины. Да и боязно: шутка сказать, настоящая наука! Привлекало Марию Фёдоровну ещё и то, что в ПИНе занимались образованием сотрудников: в кружках обучали палеонтологии, зоологии, физиологии, немецкому языку.

Мария Фёдоровна с белыми после работы в библиотеке руками старалась вовсю, хотя сотрудники подшучивали, что такую грязную работу нельзя делать такими нежными ручками.

Заходил в препараторскую Ефремов — вежливый, уважительный; красивое благородное лицо, синий костюм, всегда белоснежный воротничок, из рукавов — белые манжеты. Только вот заикается сильно.

В конце мая Лукьяновой поручили взяться за скелет — метра два длиной и полтора шириной. Над ним работали всю зиму и всю весну — поковыряются и бросят. Только и видно — песок плотный, а в нём череп и кости. Мария Фёдоровна вспоминала: «Я с ним быстро разобралась, тем более что конечностей не было. Рёбра сложила на лоток, песок мне уборщица помогла вытащить. Вёдрами таскали... Принялась работать над черепом. Владимир Самуилович и предлагает: "Не могли бы вы сверхурочно поработать? Надо успеть смонтировать скелет к конгрессу". <...> Вот для него я и старалась. Конечно, и денег хотелось подзаработать сверхурочно, тогда ведь мало платили. Быстро управилась, череп положила на лоток, работаю над ним. А тут Иван Антонович заходит. Он любил приходить к нам, не то что некоторые учёные — дадут работу и забудут. Владимир Самуилович докладывает: "Вот, мол, Мария Фёдоровна отпрепарировала скелет". Иван Антонович прямо удивился и недоверчиво так спрашивает: "Так быстро?" Я прямо похолодела: ведь конечностей нет, многих позвонков тоже нет. Наверное, думает, что я половину костей для скорости выкинула. Ноги подкашиваются, но всё-таки встала и лепечу: "Иван Антонович, здесь все свидетели. Я ничего не выкидывала, даже песок чуть ли сквозь сито не просеяла. Ног у скелета не было, а рёбра и череп — вот они". <...> Как он хохотал! Схватился за живот и чуть не до полу согнулся. Глядя на него, все в препараторской захохотали. И я смеюсь, как дурочка»4.

После этого случая Иван Антонович пригласил Марию Фёдоровну в свой отдел низших позвоночных, которых он ценил более всего, называя ископаемых беспозвоночных «минералогией», «щебёнкой», «плесенью». Расхаживая по препараторской и потирая пальцами лоб, он предупредил женщину, что работа у него в отделе трудная, по твёрдым породам, но интересная. Лукьянова сразу согласилась. Она станет незаменимым работником, единственной женщиной, прошедшей три года Монгольской экспедиции, и до конца жизни останется верным другом семьи Ефремова.

Монтировка скелетов продолжалась даже поздно ночью. Позже в рассказе «Тень Минувшего» Ефремов описал эту работу так:

«Металлические удары глухо разносились по огромному залу. Никитин остановился у входа. В двух стоявших друг против друга витринах приземистые ящеры скалили чёрные зубы. За витринами пол был завален брусьями, железными трубами, болтами и инструментами. Посредине на скрещённых балках поднимались вверх две высокие вертикальные стойки — главные устои большого скелета динозавра. К задней стойке уже присоединились сложно изогнутые железные полосы. Два препаратора осторожно прикрепляли к ним громадные кости задних лап чудовища.

Никитин скользнул взглядом по плавному изгибу трубы, обрамлявшей каркас сверху и щетинившейся медными хомутиками. Здесь будут установлены все восемьдесят три позвонка тиранозавра по контуру хищно изогнутой спины.

У передней стойки Мартын Мартынович5 с большим газовым ключом балансировал на шаткой стремянке. Другой препаратор, мрачный и худой, в холщовом халате, карабкался по противоположной стороне лестницы с длинной трубой в руках.

— Так не выйдет! — крикнул палеонтолог. — Осторожнее! Не ленитесь передвинуть леса.

— Да ну, что тут канителиться, Сергей Павлович! — весело отвечал сверху латыш. — Мы — да не сумеем? Старая школа!

Никитин, улыбнувшись, пожал плечами. Мрачный препаратор вставил нарезку трубы в верхний тройник, которым заканчивалась стойка. Мартын Мартынович энергично повернул её ключом. Труба — опора массивной шеи — повернулась и повлекла за собой мрачного препаратора. Он и латыш столкнулись грудь с грудью на узенькой верхней площадке стремянки и рухнули в разные стороны. Грохот упавшей трубы заглушил звон стекла и испуганный крик. Мартын Мартынович поднялся, смущённо потирая свежую шишку на лысой голове.

— Падать — это тоже старая школа? — спросил палеонтолог.

— А как же ж! — подхватил находчивый латыш. — Другие бы покалечились, а у нас пустяк — одно стекло, и то не зеркальное...

— Леса-то придётся передвинуть, неладно же, — как ни в чём не бывало закончил Мартын Мартынович.

Никитин надел халат и присоединился к работающим. Наиболее медленная часть работы — предварительная сборка скелета и изготовление железного каркаса — была уже пройденным этапом. Теперь каркас был готов, оставалось собрать его и прикрепить на уже припаянных и привинченных к нему упорах, хомутиках и болтах тяжёлые кости — тоже результат многомесячного труда; препараторы освободили их от породы, склеили все мельчайшие отбитые и рассыпавшиеся части, заменили гипсом и деревом недостающие куски.

Каркас был прилажен удачно, исправления в ходе монтировки скелета оказались незначительными. Учёные и препараторы работали с энтузиазмом, задерживаясь до поздней ночи. Всем хотелось скорее восстановить в живой и грозной позе вымершее чудовище.

Через неделю работа была закончена. Скелет тиранозавра поднялся во весь рост; задние лапы, похожие на ноги гигантской хищной птицы, застыли в полушаге; длинный выпрямленный хвост волочился далеко позади. Громадный ажурный череп был поднят на высоту пяти с половиной метров от пола; полураскрытая пасть напоминала согнутую под острым углом пилу с редкими зубьями.

Скелет стоял на низкой дубовой платформе, сверкающей чёрной полированной поверхностью, подобно крышке рояля. Косые лучи вечернего солнца проникали через высокие сводчатые окна, играя красными отблесками на зеркальных стёклах витрин и утопая в черноте полированных постаментов.

Никитин стоял, облокотившись на витрину, и придирчиво оглядывал в последний раз скелет, стараясь найти какую-нибудь не замеченную ранее погрешность против строгих законов анатомии.

Нет, пожалуй, всё достаточно верно. Огромный динозавр, извлечённый из кладбища чудовищ в пустыне, теперь стоит, доступный тысячам посетителей музея. И уже заготавливаются каркасы для других скелетов рогатых и панцирных динозавров — великолепный результат экспедиции».

Дома тоже ждала радость — Аллан, драгоценный Лучик, рос не по дням, а по часам.

Елена Дометьевна не стала домоседкой. Они вместе ходили в театры, в консерваторию, принимали гостей, оставаясь в гуще молодой, бурлящей жизни.

Геологический конгресс должен был пройти на высоте.

Но экспедиционную работу ПИН свернуть не мог. Ясно, что середина лета для экспедиций будет потеряна, посему весной 1937 года Ефремов вновь поехал в Ишеево. Твёрдый песчаник постепенно поддавался, открывая перед учёным всё новые и новые научные сокровища. В плохую погоду, сидя в палатке, Иван Антонович писал свой будущий доклад. Разрозненные факты соединились в стройную систему, и теперь ход его размышлений стал спокоен, холоден и глубок.

Примечания

1. Письмо И.А. Ефремова А.Н. Рябинину от 22 сентября 1936 года. — В кн.: Ефремов И.А. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 7. М., 2009. С. 355.

2. Текст письма в архиве писателя не сохранился. Возможно, его ещё удастся найти среди документов Политбюро ЦК КПСС, ныне хранящихся в Архиве Президента Российской Федерации.

3. Ныне в этом здании располагается Минералогический музей им. А.Е. Ферсмана РАН.

4. Ахметов С.Ф. Тридцать пять лет рядом с И.А. Ефремовым // Сверхновая. 2008. № 41—42. С. 148—149.

5. Прототип Мартына Мартыновича — Ян Мартынович Эглон.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

На правах рекламы:

isov sorex косметика купить . Сотни лабораторных исследований, инновационные активы и неординарные форматы — бренд не боится быть новатором и изобретать новые способы улучшения состояния кожи. Компания Isov по праву гордится уникальными инновационными ингредиентами в составах своих средств. Одними из главных активов косметики являются стволовые клетки растений.