Рассказ «Каллиройя» дается по изданию: Ефремов И.А. Каллиройя // Сверхновая. F&SF. № 41—42. 2008. С. 89—105.
Для романа «Таис Афинская» в случае необходимости приведены два издания. Издание 1: Ефремов И.А. Собрание сочинений в 5-ти т. Т. 5 Кн. 3. Таис Афинская. — Москва: Молодая гвардия, 1989. — 494 с. Издание 2: Ефремов И.А. Собрание сочинений: В 6-ти т. Т. 6. Таис Афинская: Ист. роман. — Москва: Современный писатель, 1992. — 496 с.
Разночтения выделены курсивом.
№ | С. | «Каллиройя» | «Таис Афинская» | С. |
1 | 90 | За поворотом тропинки показался дом из крепкого серого камня, невысокий и бедный на вид. | За поворотом тропинки, огибающей холм Баратрон, показались гигантские кипарисы.
Вот и ее дом, теперь, после десятидневного пребывания в Афинах, показавшийся бедным и простым на вид. |
89 г., 28 |
2 | 90 | Безотчетная удалая радость заставила Антенора ускорить бег и с порывом ветра буквально взлететь по склону холма. | Не испытанная прежде радость вошла в сердце Птолемея. Порыв ветра словно подхватил македонца — так быстро он взлетел на противоположный склон. | 28 |
3 | 90 | У сложенной из грубых кусков песчаника ограды он остановился... | У сложенной из грубых кусков камня ограды он остановился... | 28 |
4 | 90 | Над головой слабо шелестела серебристо-зеленая листва олив. | Серебристо-зеленая листва олив шепталась над головой. | 28—29 |
5 | 90 | Еще не совсем стемнело. Молодой скульптор вернулся к морю и уселся над обрывом за кустами. | Солнце садилось медленно. Птолемею казалось нелепо стоять у ворот сада Таис, но он хотел точно выполнить ее желание. Он медленно опустился на еще теплую землю, опершись спиной о камни стены, стал ждать с неистощимым терпением воина. | 29 |
6 | 90 | В этот час сумеречной тишины берег опустел, окраина городка с редкими домами, разбросанными среди садов, выглядела совершенно безлюдной. | В этот час окраина города с разбросанными среди садов домами казалась безлюдной. | 29 |
7 | 90—98 | Все ушли на праздник к храму Деметры, стоявшему у белых обрывов берега.
Народ собрался у храма Деметры, богини плодородия, отождествленной с Геей Пандорой — Землей Всеприносящей. |
Все от мала до велика ушли на праздник, на высоты Агоры и Акрополя и к храму Деметры — богини плодородия, отождествленной с Геей Пандорой — Землей Всеприносящей. | 29 |
8 | 94 | Массивные валы росли, заворачивались, маслянисто сверкая на солнце и расплескиваясь широкими пенными разливами на крутом и плотном песке. | Западный ветер крепчал. Тяжелые, маслянистые под вечереющим небом волны грохотали, разбиваясь о берег. | 14 |
9 | 94 | Капли воды блестели на гладкой, загорелой до смуглости коже | Вода еще стекала по ее гладкому, смуглому от загара телу | 15 |
10 | 98 | Предпочла не приводить в дом быков | И я не стала «быков приносящей» невестой | 23 |
11 | 98 | Как всегда, Тесмофории должны были состояться в первую ночь полнолуния, а сегодня праздновалось окончание трудов вспашки. | Как всегда, Тесмофории должны были состояться в первую ночь полнолуния, когда наступало время осеннего посева.
Сегодня праздновалось окончание трудов вспашки — один из самых древнейших праздников земледельческих предков афинян, ныне в большинстве своем отошедших от самого почетного труда — возделывания лика Геи. |
29 |
12 | 99 | В предчувствии великих переживаний Антенор перескочил ограду | Предчувствие небывалых переживаний заставило его задрожать, как мальчика | 29 |
13 | 99 | От внимательного взгляда Антенора не укрылось, что щеки юной женщины пылали, а складки хитона на высокой груди вздымались от усиленного дыхания. Огромные глаза смотрели прямо ему в лицо. Заглянув в ее расширенные зрачки, Антенор замер. Но тень длинных, загнутых ресниц легла на синеватые западинки нижних век, погасив почти безумное напряжение взгляда Каллиройи. | Даже в слабом свете масляной лампы Птолемей заметил, как пылали щеки юной женщины, а складки ткани на высокой груди поднимались от частого дыхания. Глаза, почти черные на затемненном лице, смотрели прямо на Птолемея. Заглянув в них, македонец замер. | 89 г., 30 |
Но тень длинных, загнутых ресниц легла на синеватые западинки нижних век, прикрыв покоряющую, почти безумно напряжённую силу взора Таис. | 92 г., 31 | |||
14 | 99 | Они вышли через калитку с другой стороны сада и направились по тропинке к элевсинской дороге. | Они вышли через боковую калитку в кустах и направились по тропинке вниз к речке Илиссу, протекавшей через Сады от Ликея и святилища Геракла до слияния с Кефисом. | 89 г., 30 |
Таис устремилась вниз по течению речки, затем повернула на север к святой Элевзинской дороге. | 92 г., 32 | |||
15 | 99 | Узкий серп молодой луны светил неверно и слабо, готовясь спуститься за Эгалейон. | Низкий полумесяц освещал дорогу. | 30 |
16 | 100 | Маленькие ступни уверенно попирали землю, и перисцелиды, ножные браслеты, слабо звенели на ее щиколотках. | Маленькие ноги ступали легко и уверенно, и перисцелиды — ножные браслеты — серебристо звенели на ее щиколотках. | 30 |
17 | 100 | За стеной темноты холодным светом вспыхнул открытый беломраморный портик. Тонкие колонны обрамляли полукруг гладких плит, в центре которого на пьедестале черного камня стояло бронзовое изображении богини. | За этой стеной темноты вспыхнула холодным светом беломраморная площадка — полукруг гладких плит. На высоком пьедестале стояло бронзовое изображение богини. | 30—31 |
18 | 101 | Гребень горы резко выступил в сиянии зашедшей луны, еще светившей по ту сторону хребта. С восточной стороны на долину набежала глубокая тьма, но Каллиройя уверенно ступала по невидимой дороге.
— Скоро звезды заблестят ярче, станет светлее. |
В долине Илисса легла глубокая тьма, луна скрылась за гребнем горы, звезды блестели все ярче. | 32 |
19 | 101 | — Ты знаешь древний обычай афинских земледельцев? — едва слышно спросила она.
— Обряд служения Матери-Земле на только что вспаханном поле? — Да, ночью, на трижды вспаханном поле, обнажёнными, как сама Гея... принять в себя могучую плодоносную силу... пробудить ее... |
— Я хочу быть твоей. По древнему обычаю афинских земледельцев, на только что вспаханном поле.
— На поле? Зачем? — Ночью, на трижды вспаханном поле, чтобы принять в себя плодоносящую силу Геи, пробудить ее... |
89 г., 32 |
Ночью, на трижды вспаханном поле. Обнажёнными, как сама Гея... принять в себя её плодоносную силу... пробудить ее... | 92 г., 33 | |||
20 | 103 | Горячие руки обняли его шею, громадные, ставшие совершенно чёрными глаза заглянули в самую глубину души, жаркие губы слились с его губами, и звёздное небо исчезло. Земля приняла обоих на своё просторное мягкое ложе. | Горячие руки обняли его шею, громадные, ставшие чёрными глаза взглянули в самую глубь души, губы слились с его губами, и звёздное небо исчезло. Земля приняла обоих на своё просторное мягкое ложе. Таис и Птолемей забыли обо всём, кроме своей страсти, неистощимой как море и чистой как огонь. | 92 г. 34 |
104 | Антенор и Каллиройя забыли обо всём, кроме своей страсти, неистощимой как море и чистой как огонь | |||
21 | 104—105 | Неожиданно, склоняясь над лицом любимой, художник понял, что (105) видит ее ресницы, тонкие пряди волос на лбу и темные круги вокруг глаз. Он оглянулся, увидел близкие края поля, ночью казавшегося необъятным. Долгая осенняя ночь кончилась. | Склоняясь над лицом возлюбленной, Птолемей зашептал строчку из любимого стихотворения. | 89 г., 33 |
Птолемей увидел ее ресницы, пряди волос на лбу и темные круги вокруг глаз. Он оглянулся. Края поля, во тьме казавшегося необъятным, были совсем близки. Долгая предосенняя ночь кончилась. | 92 г., 34 | |||
22 | 105 | Лучами восходящего солнца осветился склон ближайшей горы, в просвете внизу показалась долина с багряными кронами деревьев.
Осенняя роща у дороги превратилась в алую стену, вдали послышалось блеяние овец. |
Внизу, в просвете рощи, послышалось блеяние овец. | 89 г., 34 |
23 | 105 | Руки поднялись к волосам извечным жестом женщины, владычицы и хранительницы Красоты, томительной и влекущей, неизбежно исчезающей и без конца возрождающейся вновь, пока существует на земле или на звездах род человеческий... | Таис медленно встала и выпрямилась навстречу первым лучам солнца, еще резче подчеркнувшим оттенок красной меди, свойственный ее загорелому телу. Руки поднялись к волосам извечным жестом женщины — хранительницы и носительницы красоты, томительной и зовущей, исчезающей и возрождающейся вновь, пока существует род человеческий. | 89 г., 34 |
Большая часть той части рассказа, которая названа «Песнь жизни» (Калл.. С. 103—104), в роман не вошла, поэтому мы приводим этот отрывок здесь:
«Горячие руки обняли его шею, громадные, ставшие совершенно черными глаза заглянули в самую глубину души, жаркие губы слились с его губами, и звездное небо исчезло. Земля приняла обоих на свое просторное мягкое ложе. Тесно соприкоснувшись нагими, вытянутыми, как струны, телами, насквозь пронизанные дрожью, они долго лежали без движения, в нескончаемом поцелуе, потрясенные острым наслаждением близости.
Лицо Каллиройи стало строгим от сдвинутых бровей и расширившихся ноздрей. Губы молодой женщины раскрывались все больше под губами Антенора. Наконец, их языки нашли друг друга и сплелись в неутолимом стремлении к безраздельному слиянию.
Каллиройя вздрогнула, отняла губы в попытке освободиться и крепко сжала колени, сопротивляясь колену Антенора. Рот ее страдальчески искривился, веки опустились...
Антенор сдавил ее могучими руками, прижал своим гранитным телом олимпийского борца. С молящим стоном Каллиройя раскрылась навстречу его желанию. Пламенея от страсти, она зашептала:
— Хочу много поцелуев, милый... чем больше, тем красивее я стану... для тебя...
Антенор знал это... Оттого и не могли забыть о нем даже самые избалованные и искушенные гетеры, совершенно преображаясь в его объятиях. Страсть жаждущего красоты художника множилась от каждого изгиба прекрасного тела, стремилась впитать, запечатлеть каждое движение, вспыхивала тысячами прикосновений и поцелуев.
Антенор заново создавал, лепил тело Каллиройи губами, руками, всем существом постигая изменчивые переливы его форм и линий.
Каллиройя впервые осознала свою красоту: в прикосновениях Антенора она обретала целостность, казалась безграничной в пламени страсти... Она пришла из веков прошлого и устремлялась в бесконечность будущего, сливаясь воедино с беспредельностью моря и неба, высотой гор и облаков, цветением растений...
Каллиройя сблизилась со всеми древними женщинами, уже прошедшими по лону Геи, и всеми теми, которые еще пройдут по нему много лет спустя...
Она закинула руки за голову, выгибаясь дугой и снова выпрямляясь. Ее твердые груди с набухшими сосками то упирались в грудь Антенора, то отстранялись, то стремились к его ладоням, заполняя их, как отлитые в бронзе чаши.
Широкие бедра образовали могучий круг, туго охвативший Антенора. Порывистые изгибы тонкой талии дополняли и усиливали стремление к слиянию, упроченное объятием стройных ног.
Антенор упоенно созерцал эту вызванную им изумительную страсть Каллиройи, воплотившей в своем теле всю древнюю силу Женщины. Теле, напоенном всеми соками бессмертной жизни, всеми ее пламенными и неукротимыми стремлениями... возлюбленной, принявшей его в неистовом стремлении отдаться так полно и беззаветно, как ни одна из других женщин.
Желание страсти, слившееся с вдохновением художника длилось у Антенора всегда долго. Исступление Каллиройи ослабевало, невольные вскрики и стоны становились тише.
С пылающими щеками и разметавшимися волосами, нежная и признательная, она смотрела на Антенора из-под ресниц. Одна ее рука продолжала обвивать шею художника, другая медленно, точно во сне, скользила по твердым выступам мышц на его руках, плечах, спине. А он с горячей благодарностью покрывал ее всю нежными поцелуями, вновь и вновь обводя рукой и как бы утверждая в памяти все линии ее тела.
Это созерцательное поклонение храму тела сменялось желанием полнее и глубже вобрать в себя его красоту. Тогда в руках Антенора появлялась покоряющая сила, кончики грудей Каллиройи пробуждались под губами художника, дерзко расходясь в стороны от частого дыхания...
Антенор и Каллиройя забыли обо всем, кроме своей страсти, неистощимой, как море, и чистой, как огонь».
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
На правах рекламы:
• Жвачка love is купить www.drpepper-russia.ru.