Творчество Ивана Антоновича Ефремова исследуют философы, историки, учёные различных направлений. Однако вниманием литературоведов человек, чьи книги открывают серии лучших фантастических произведений XX века, чьи рассказы, повести и романы оказали огромное влияние на формирование нескольких поколений русской интеллигенции, отнюдь не избалован. В двухтомном биобиблиографическом словаре писателей XX века творчеству Ефремова посвящено три страницы1, однако в других аналогичных словарях и справочниках это имя зачастую просто не упоминается.
Алексей Николаевич Толстой, автор «Аэлиты» и «Гиперболоида инженера Гарина», высоко оценил первые рассказы Ефремова, отметив «правдоподобие необычайного» и необыкновенный «изящный и холодный стиль». «Холодный» не значит безэмоциональный: Толстой имел в виду лаконичность и научную точность изображаемого.
Фантастические произведения А.Н. Толстого отличало смелое сочетание научных идей и детективного, почти авантюрного сюжета, которое выводило на глубокую философскую и социальную проблематику. Ефремов в этом отношении выступил последователем А.Н. Толстого: его рассказы, повести и романы отличаются мастерски построенными увлекательными сюжетами, в их основе лежит научная идея, которая является двигателем для человека — искателя, мыслителя, гуманиста.
«Платиной нашей литературы» называл произведения Ефремова Бажов, подразумевая судьбу этого металла, поначалу неоценённого.
Сегодня мы остановим своё внимание на нескольких рассказах Ефремова, обладающих общей композиционной особенностью: вставными новеллами. Это «Последний марсель», «Белый Рог» (оба написаны в 1944 г., опубликованы в 1945 г.), «Путями старых горняков» (написан в 1942—1943 гг., опубликован в 1944 г.) и «Юрта Ворона (Хюндустыйн Эг)» (написан в 1958—1959 гг., опубликован в1960 г.).
Сюжетом в литературоведении называют систему событий и действий, событийную цепь произведения именно в той последовательности, в которой она дана автором. Сюжеты бывают динамическими и адинамическими. Сюжетные элементы знакомы нам со школьной скамьи: это экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка.
Выделяют в произведении и внесюжетные элементы, среди которых читателям, закончившим среднюю школу, наиболее знакомы описания и авторские (лирические, как в «Евгении Онегине», и философские, как в «Войне и мире») отступления.
Третий вид внесюжетных элементов — вставные эпизоды, которые иначе называют вставными новеллами. Это законченные фрагменты, в которых действуют другие персонажи, или персонажи те же, но действие переносится в иное время или место. Хрестоматийный пример вставной новеллы — «Повесть о капитане Копейкине» в «Мёртвых душах» Гоголя.
Если в произведении присутствуют внесюжетные элементы, то при анализе общей композиции важно определить, какое место они занимают в произведении, какую роль выполняют, как влияют на развитие сюжета и идеи произведения.
Литературоведы отмечают, что при динамическом сюжете количество внесюжетных элементов, в том числе вставных новелл, падает, а при адинамическом сюжете — возрастает.
Сюжеты рассказов И.А. Ефремова, безусловно, относятся к динамическим, при этом появление в них вставных новелл отнюдь не снижает напряжение, а, напротив, стимулирует внимание читателя, формулирует идею произведения и помогает расставить нужные акценты.
Мы рассмотрим, как «работают» вставные новеллы в четырёх рассказах Ефремова, какую функцию они выполняют и как воплощают одну из самых важных идей писателя — идею о неразрывности и преемственности жизни.
В рассказе речь идёт о подвиге советских моряков с корабля «Котлас», шедшего северным морским путём под конвоем военных судов и попавшего под удар фашистских бомбардировщиков. Повреждённое судно было оставлено под охраной одного сторожевика, и караван скрылся за горизонтом. Через некоторое время «Котлас» и взявший его на буксир корабль охранения были замечены немецким самолётом-разведчиком. Сторожевик получил две пробоины, сам он ещё мог двигаться, но буксировать «Котлас» был не в состоянии. Командир сторожевого корабля предложил затопить «Котлас», но пятеро оставшиеся в живых моряков и старпом, заменивший убитого капитана, отказались покинуть свой корабль. Так «Котлас» остался в океане один, а моряки начали борьбу за спасение своего корабля.
Когда стало понятно, что через час «Котлас», отнесённый к берегам Норвегии, пойдёт ко дну, моряки попрощались с кораблём и отплыли на спасательном плоту. В темноте они вошли в бухту и причалили к борту парусного судна, которое им показалось заброшенным. На судне постоянно жил один из норвежцев.
Следующей ночью норвежские рыбаки принесли русским морякам запас провизии, поставили на бригантине паруса и подсказали, как вывести корабль из фьорда в открытое море. Шестеро «паровых» моряков в открытом море очутились перед необходимостью срочно вспомнить науку управления парусным судном.
Было время осенних штормов, и очередной шторм не заставил себя ждать. Перепревшие паруса рвались, рассохшиеся швы бригантины скрипели, трюм быстро наполнялся водой. Из всех парусов был оставлен один — нижний марсель. Моряки яростно боролись за свою жизнь. Шторм нёс судно на запад, к берегам Англии.
В это время в кают-компании английского крейсера «Фирлесс» шёл спор о том, какие моряки лучшие в мире: англичане, норвежцы, японцы или турки. Арбитром в споре пригласили быть Кеттеринга, офицера, до войны по поручению Парусного клуба изучавшего архивы адмиралтейства. Он рассказал спорщикам историю столетней давности, которая с точки зрения композиции является вставной новеллой.
Трёхмачтовый корабль «Фейри-Дрэги» попал в Индийском океане в страшный циклон, был сильно повреждён и уже погружался в океан, как с его борта заметили бриг неизвестной национальности, шедший на фордевинд. Далее — цитата:
«Судно шло под единственным парусом, не соответствующим силе циклона, — нижним марселем. Поражённые благополучным состоянием судна, моряки тонущего корабля дали сигнал бедствия. Неизвестный бриг стал осторожно приближаться к «Фейри-Дрэги», но тут «Фэйри-Дрэги» пошёл ко дну...
В кают-компанию быстро вошёл старший офицер в штормовой одежде, с которой ещё стекала вода, на ходу бросив Стюарту:
— Виски!
— Что-нибудь случилось, сэр? — тревожно спросили офицеры, поднимаясь в креслах.
— Ничего. В море парусник неизвестной национальности, под одним марселем, идёт на фордевинд, как и мы.
— Что такое, сэр? — вскочил Кеттеринг. — Уж не чёрное ли двухмачтовое судно?
Теперь настала очередь старшего офицера изумиться:
— Вы угадали, Кеттеринг! Будь я проклят, если знаю, каким образом. Ему плохо приходится. Я сигнализировал — не ответили, только зажгли, кажется, фальшфейер, на секунду что-то вспыхнуло»2.
Кеттеринг прервал свой рассказ. Английский крейсер сумел подобрать спасательную шлюпку с русскими моряками, покинувшими тонущую бригантину. После этого Кеттеринг досказал свою историю, разрешившую спор офицеров.
«— ...Судьба уже досказала за меня. Тот бриг, называвшийся «Ниор», был французским судном, но команда была русская, и вёл бриг после смерти капитана-француза русский помощник. Русские моряки показали тогда изумительное искусство. Им удалось спасти часть экипажа «Фэйри-Дрэги», в том числе и авторов рапорта, и благополучно справиться с циклоном, несмотря на грубую оснастку и неуклюжий вид брига. Начиная этот рассказ, я хотел показать вам, что есть нация, морские способности которой часто недооцениваются...»
Вернёмся к литературоведению. Мы видим, что вставная новелла в рассказе «Последний марсель» размещена Ефремовым не произвольно, а в определённом месте, когда развитие сюжета поднимается до критического уровня. Читатель напряжённо ждёт кульминации, и в этот момент автор останавливает повествование, с помощью приёма монтажа перенося действие на другое судно, а затем — с помощью вставной новеллы — и в другое время и место, в 1817 год и в Индийский океан. История, найденная Кеттерингом в архивах адмиралтейства, сама по себе необычайно драматична, как драматична вообще гибель корабля во время шторма. Несколько деталей прочными нитями связывают два случая, придавая хронотопу объём, прочерчивая временной вектор, направленный из прошлого в настоящее.
Эффект от истории о корабле, идущем на фордевинд под единственным парусом — марселем, усиливается благодаря синхронизации — так в психологии называется процесс совпадения ситуаций. Ефремов превращает синхронизацию в эффектный художественный приём, который становится кульминацией рассказа.
Перенесение действия с бригантины, на которой борются за жизнь шестеро русских моряков, на английский крейсер резко расширяет проблематику рассказа, в котором изначально речь шла о героизме советского народа во время Великой Отечественной войны (социокультурная проблематика). Задаётся новое измерение, на первый план выступает национальная проблематика, исследующая сущность национального характера, более глубинную, нежели конкретное историческое бытие данной нации.
Рассказчик — человек, стремящийся к объективности в решении важного для английских офицеров спора. Совпадение его рассказа со случайной штормовой встречей крейсера и бригантины даёт Кеттерингу возможность перейти к обобщению, подвести итог спору:
«— Полно, Кеттеринг! — перебил высокий офицер. — Неужели вы решаетесь ставить русских рядом с англичанами? Мы создали всю культуру мореплавания, науку о море, все флотские традиции... Как же может быть, чтобы континентальный народ оказался настолько способным к морскому искусству?
— Мне кажется, тут дело в особых свойствах русского народа. Из всех европейских наций русская сформировалась на самой обширной территории, притом с суровым климатом. Этот выносливый народ получил от судьбы награду — способности, сила которых, мне кажется, в том, что русские всегда стремятся найти корень вещей, добраться до основных причин всякого явления. Можно сказать, что они видят природу глубже нас. Так и с морским искусством: русский очень скоро понимает язык моря и ветра и справляется даже там, где пасует вековой опыт».
Отметим особенности вставной новеллы в «Последнем марселе»:
— в роли рассказчика выступает не автор, а английский офицер;
— с помощью вставной новеллы создаётся объёмный хронотоп;
— новелла, усиленная синхронизацией, подводит повествование к кульминации;
— спор офицеров и новелла как часть этого спора расширяют спектр проблематики, выводят на проблему национального характера.
Двигателем сюжета в рассказе «Белый Рог» становится научная задача. Геологическая партия, работающая а Средней Азии, исследует местность южнее реки Или. Вот как видит свою задачу начальник партии Усольцев:
«Совсем недавно — что такое миллион лет по геологическим масштабам! — низкое, ровное плоскогорье раскололось гигантскими трещинами, вдоль которых участки земной коры задвигались, опускаясь и поднимаясь. <...> К югу от того места, где стоят их палатки, поднимается уступами хребет, как гигантская лестница. На самых высоких уступах работа воды, ветра и солнца разрушила ровные ступени, образовав беспорядочное скопище горных вершин. Верхние пласты на этих горах снесены. Они рассыпались и легли рыхлыми песками и глинами на дно низкой котловины. Но вот этот первый уступ должен хранить под покровом наносов те породы, которые исчезли на горах: его поверхность не подвергалась размыву. Если бы пробить верхний покров уступа шурфом или шахтой — ведь он не более тридцати метров толщины! Но для того чтобы предпринять такую работу, нужно знать хотя бы приблизительно, что обещает исчезнувшая на горах верхняя толща. Ответ на этот вопрос может дать только Белый Рог: на его неприступной вершине уцелел маленький островок верхних слоёв».
Усольцев совершает неудачную попытку подняться на Ак-Мюнгуз, что по-уйгурски означает Белый Рог. Горькое сознание поражения, острое ощущение надломленной воли усугубляется тем, что любимая женщина геолога, Вера Борисовна, работает рядом и догадывается о его неудаче. Она не скрывает своего насмешливого отношения к нему, считая его человеком слабой воли, не способным ставить перед собой высокие цели и добиваться победы.
Альпинисты не смогли подняться на заветную вершину. В глубине души Усольцев знает, что повторит свою попытку:
«Нет, тайну Белого Рога надо раскрыть во что бы то ни стало! Только на этой вершине есть ключ к рудным сокровищам, погребённым внизу. Олово! Как нужно оно нашей стране! Это ясно сознаёт он, геолог. Значит, геолог и должен делать то, чего не могут другие — те, кто не понимает всей важности открытия».
Усольцев решает дождаться отъезда партии Веры Борисовны, чтобы она не сочла, что он «из-за неё полез», а заодно получше «изучить врага». Однажды рабочие партии собираются за вечерним чаем, и один из них, старый уйгур Арслан, рассказывает на ломаном русском языке уйгурскую легенду, действие которой происходит 300 лет назад. Усольцев жадно вслушивается в слова Арслана, а ночью вспоминает эту легенду, наделяя её горячими, яркими красками.
Таким образом, в роли рассказчики начинает выступать уйгур Арслан, но сама легенда даётся в поэтичном пересказе самого Усольцева и вводится такими словами: «Усольцев лежал под яркими, близкими звёздами, вспоминая рассказ Арслана и дополняя его новыми подробностями».
Могучему хану в качестве военной добычи досталась прекрасная женщина из чужих земель, которая по обычаю стала наложницей хана и двух его старших сыновей. Прошло два года, и неожиданно к хану прибыл высокий мрачный воин на огромном белом верблюде. Он прошёл много земель в поисках своей наречённой невесты и узнал, что она у хана:
«— ...Быстро мчится река времени по камням жизни. Я уже не молод, но всё по-прежнему бесконечно сильна моя любовь к ней. Скажи, о хан, разве не заслужил я её этим трудным путём? Верни мне её, могущественный повелитель, — я знаю, не может быть иначе: она тоже долго и верно ждала моего возвращения».
Когда воин узнаёт, что его невеста стала возлюбленной хана и его сыновей, то сначала отказывается верить в это, но затем по-прежнему просит отдать ему женщину. И хан соглашается сделать это — с условием, что благородный воин поднимется на Ак-Мюнгуз и положит на него меч хана, ибо сказано в древнем пророчестве: «В год быка кто положит свой меч на рог каменного быка, пронесёт свой род на тысячи лет». Чужеземец соглашается:
«— Я понимаю тебя, хан, и выполню твою волю. Только знайте, ты, повелитель, и вы, его подданные: каков бы ни был конец — я сделаю это не ради своей любимой, не ради Сейдюруш. Я иду защищать поруганную честь моей гордой родины, вернуть в глазах вашего народа славу моей далёкой страны».
И чужеземец совершил то, «чего не удавалось ни одному храбрецу за всё время, пока стоит Ак-Мюнгуз: он положил меч на вершину рога и спустился обратно». К воину вывели Сейдюруш — и он мгновенным движением вонзил острый нож в сердце своей невесты и гордо скрылся за далёким отрогом.
Уйгурская легенда вдохновила Усольцева: даже если это только легенда, она говорит о человеческой верности, гордости и стремлении к невозможному. И если чужеземец сумел подняться на Белый Рог, чтобы восстановить в глазах кочевого народа славу своей далёкой страны, то почему он, геолог Усольцев, не может сделать того же, чтобы открыть для людей новое крупное месторождение и вернуть себе веру в собственные силы?
Ценой невероятных усилий геолог поднимается на небольшую площадку, от которой начинается загадочная белая порода. Одного взгляда хватает ему, чтобы распознать грейзен, содержащий большое количество оловянного камня — касситерита. Особенность этого грейзена заставила Усольцева думать, что месторождение, скрытое под степью, может быть огромным. Он отбил образцы, скинул их в долину, указав на карте места падения, решил спускаться и в каменных обломках неожиданно нашёл тяжёлый меч с золотой рукояткой. Так легенда, услышанная от старого уйгура, получали неожиданное подтверждение. Положив на место меча геологический молоток, Усольцев, разрывая в кровь руки и ноги, спустился вниз.
Потерявшего сознание начальника, лежащего у подножия Ак-Мюнгуза, нашёл старый уйгур Арслан. Он со страхом и почтением посмотрел на драгоценный меч и опустился на колени:
«— Что же ты? Бери, смотри, — повторил геолог.
— Нет, — затряс головой уйгур, — никакой человек не смеет брать такой шемшир, только батуры, как ты...»
Научный подвиг Усольцева превращается в победу над собой, возвращает геологу веру в собственные силы. Спокойно и смело смотрит он на любимую женщину, которая вдруг понимает, что совсем не знала раньше этого человека. Она просит рассказать о Белом Роге и злотом мече и прощается «До свидания, батур!»
Хронотоп в «Белом Роге» имеет характерную особенность: действие легенды и рассказа происходит в одном и том же месте, создаётся эффект диахронии. Вектор человеческой воли идёт из трёхсотлетней глубины. Ощущение глубины времени усиливается рассказом о геологических преобразованиях миллионнолетней давности.
Рассказанная уйгуром легенда служит катализатором для развития действия, динамизирует сюжет рассказа. Кульминацией становится момент, когда Усольцев на вершине Белого Рога обнаруживает меч: два времени словно бы пересекаются в одной точке. Нравственная проблематика рассказа, сосредоточенная на идее победы воли над человеческой слабостью, углубляется, приобретая общечеловеческое звучание, важное для любой эпохи и любого народа.
«Молоток вдруг звякнул о металл, и этот тихий звук потряс геолога. Усольцев вытащил из-под щебня длинный тяжёлый меч, золотая рукоять которого ярко заблестела. Истлевшие лохмотья развевались вокруг ножен. Усольцев оцепенел. Образ воина — победителя Белого рога из народной легенды — встал перед ним как живой. Тень прошлого, ощущение подлинного бессмертия достижений человека вначале ошеломили Усольцева. Немного спустя геолог почувствовал, как новые силы вливаются в его усталое тело. Будто здесь, на этой не доступной никому высоте, к нему обратился друг со словами ободрения. Усольцев накинул верёвочную петлю на небольшой выступ белой породы. Осторожно поднял драгоценный меч, крепко привязал его за спину и, улыбаясь, положил на площадку свой геологический молоток...»
Особенности вставной новеллы (уйгурской легенды) в «Белом Роге»:
— легенда даётся через призму восприятия главного героя геолога Усольцева, что является его дополнительной характеристикой;
— при сохранении места на триста лет углубляется время действия, что создаёт ощущение временного объёма, диахронии;
— легенда является катализатором развития действия, кульминацией становится момент пересечения легендарного и реального;
— легенда придаёт общечеловеческое звучание нравственной проблематике рассказа, подчёркивает общую для всех времён ценность человеческого духа.
Рассказ «Путями старых горняков» начинается словами автора, который выводит на сцену рассказчика — горного инженера Канина. Дальше повествование ведётся уже от его имени. Он обещает рассказать «историю из жизни подлинно горных людей, в своё время сильно захватившую» его.
С первых абзацев создаётся ощущение временной полифонии: Канин говорит о том, что двадцать лет назад, в 1929 году, он изучал старые медные рудники недалеко от Оренбурга, так как все накопленные с XVIII века архивные планы погибли во время гражданской войны. Таким образом, мы сразу узнаём, что рассказ свой Канин ведёт в 1949 году. Для нас это — 59 лет назад. Стало быть, события, о которых он повествует, происходят 79 лет назад.
Исследует Канин системы рудников XIX, XVIII веков и выработки доисторических времён. Учёный пытается представить себе, какими были эти места:
«...самыми оживлёнными в степи. Раздавались крики мальчишек — погонщиков конного подъёма, хлопали крышки шахтных люков, скрипели воротки, грохотали тачки, и слышалась болтовня женщин на ручной разборке руды. Все эти люди давно умерли, но глубоко под землёй нерушимыми памятниками их труда стоят в молчании и темноте бесчисленные подземные ходы».
Изучая выработки, учёный словно вступает в диалог со временем. В этом ему помогает последний из штейгеров старых рудников — девяностолетний Корнил Поленов, бывший крепостной графов Пашковых. Позже выясняется, что в 1859 году ему было 18 лет, стало быть, сам он 1841 года рождения. Он был потомственным штейгером и великолепно знал и помнил все рудники в округе.
Рассказчик неторопливо повествует, как пытался поначалу расспрашивать Корнила Поленова, но тот ссылался на стариковскую слабую память. Развитие действия поначалу идёт неспешно, и на первый план выходит социальная проблематика: нравственные устои мастера старого времени, стремящегося к доскональности и глубине знания, входят в противоречие с поступками «торопливых и поверхностных геологов», которые вместо подлинного исследования ограничивались поверхностными расспросами, обещали золотые горы и ничего не выполнили.
Месяцы настойчивой исследовательской работы инженера Канина сделали своё дело: старый штейгер увидел подлинный интерес учёного к рудному делу и сам предложил свою помощь. По указанию штейгера Канин проник в самые низкие горизонты рудников и сделал немало открытий. Наконец настал день, когда Поленов согласился сопровождать учёного и помочь проникнуть в огромную подземную систему поля Ордынских рудников. Штейгер обещал довести спутника до шахты, через которую надо будет перепрыгивать, а дальше Канин должен был идти сам, намереваясь пробыть под землёй около двух суток.
Однако едва они дошли до нужного места, как потревоженная порода осела, отрезая исследователям путь назад. Чувство смертельной опасности охватило инженера, но старик Поленов был спокоен. Он рассказал, что выйти на поверхность можно, лишь пройдя шесть километров под землёй до Старо-Ордынского рудника, а дальше подняться наверх единственным ходом через Андреевский Девятый — этим ходом Андрей Шаврин первый прошёл, и отвод назван по его имени. Об этом пути сейчас знает только он, Корнил Поленов, и был он там последний раз семьдесят лет назад...
Драматическая ситуация придаёт динамичности развитию действия. Внимание читателей напрягается, и это напряжение психологически подготовливает восприятие вставной новеллы.
...Долог и утомителен путь наверх. В одной галерее спутники останавливаются на отдых, и Канин, чтобы дать возможность старому штейгеру отдохнуть, расспрашивает его об Андрее Шаврине. Старик начинает повествование о событиях 1859 года, и мы слышим замечательный образец сказа, подлинно народную речь со сказовыми интонациями, диалектизмами (можно представить себе чувства Бажова!) и множеством ярких деталей эпохи крепостного права.
Рассказ старого штейгера характеризует не только эпоху, но и его самого, рисуя нам образ человека, для которого честь, справедливость и преданность дружбе стоят на первом месте. Образ Андрея Шаврина превращается в образец, в воплощение народного идеала:
«Андрюшка Шаврин — постарше меня на два года — тоже в горных десятниках ходил. <...> С Андрюшкой мы дружили, да и кто с ним не ладил — отменный парень был! Ну, не больно красив, но силён и статен, а уж умён и ласков — какой-то прямо особенный! Работу горную очень любил. Ещё мальчишкой с моим да со своим отцом всё по старым работам ходил: по поручению управляющего смотрели, чтобы потом, что хорошее осталось, взять. Хорошо выучился, книг много разных читал и, не в пример другим, любил вечерами после работы сидеть допоздна в степи и думать о чём-то... Всё было бы хорошо. Работал Андрей — не нахвалишься, да только гордый был паренёк. Ну, а крепостному-то гордость очень вредная, особо когда управляющий, как наш Афанасьев, строжак был».
История любви двадцатилетнего Андрея Шаврина и Насти, дочки плотника Ферапонтова, типична для эпохи крепостного права. Управляющий Афанасьев давно заприметил Настю и прочил в любовницы то ли себе, то ли сыну. Когда же он узнал о любви Андрея и Насти, то «сильно освирипел». Решив отослать Андрея на другой рудник, он позвал к себе Настю и начал её улещать. Андрюшка прокрался к дому управляющего, ворвался туда и хотел освободить Настю, но его схватили и заперли в амбаре, а Настю заперли в одной из комнат дома Афанасьева. «Вот так счастье-то их в один миг перевернулось, сгинуло!..»
На этом старый штейгер прервал свой рассказ и продолжил его во время следующей остановки, в большой зале Старо-Ордынского рудника.
Ночью Андрею удалось бежать. Он скрылся в степи в одной из выработок. За его поимку управляющий назначил большую награду.
Днём, когда Корнил Поленов работал в забое, Андрей позвал его в старый ордынский ход и объяснил, что надо сделать, чтобы ему и Насте помочь. Вместе с другом Костькой Силаевым они пытались предупредить Настю, приготовили одежду, продукты и воду, передали письмо Рикарду, управляющему соседнего рудника, который покровительствовал Андрею, и даже успели расчистить старый осыпавшийся ход, ведущий к ферме.
Динамичный рассказ смыкается с настоящим: наши герои сидят в той самой зале, куда когда-то привёл двух друзей Андрей Шаврин.
Здесь Корнил Поленов вновь прерывает повествование: «Хватит сказки-то сказывать, давай выбираться». Трудный путь по узкой — нельзя развернуться! — доисторической выработке приводит героев в ту самую подземную горницу, где скрывался семьдесят лет тому назад Шаврин. Происходит смыкание в одном месте истории и современности; искры осознаний помогают по-новому увидеть и ощутить прожитую жизнь:
«Штейгер шарил с фонарём по полу, бормоча что-то.
— Вот, смотри, Васильич, — сказал он и направил свет фонаря на один из больших камней. Я увидел почерневшую, но хорошо сохранившуюся дубовую кадушку. — бадейка для воды, её Костька приволок, а вот и нож Андрюшки... — Старик поднял с полу ржавый обломок ножа и бережно сунул его в карман. — Как есть всё так лежит, будто год назад было... — Даже при скудном свете фонаря видно было, как молодо заблестели глаза старика. — Эх, жизнь рабочая! Прошла, как один день...»
И снова началось «ползанье по трубообразным, узким ходам», пока наконец впереди не забрезжил дневной свет.
«Я помог спуститься штейгеру; и оба мы, торопясь и спотыкаясь, пробежали оставшиеся пятнадцать метров навстречу нарастающей яркости голубого света. Я нетерпеливо раздвинул густой кустарник у входа и, упиваясь морем свежего, тёплого воздуха, ослеплённый светом до боли в глазах, не мог удержаться от радостного крика. Обернувшись к Поленову, я подумал, что суровый старик будет смеяться надо мной. Однако и на его лице светилась счастливая улыбка, он тоже радовался красоте просторного солнечного мира. <...> Двадцать девять часов провели мы во мраке и тишине подземных выработок!»
Благодаря ходу, открытому Шавриным («Выручил нас Андрюшка!»), герои вышли на поверхность, освободили себя из подземного плена. Так человек, сумевший стать свободным, сквозь года показывает пусть к свету своим друзьям и товарищам.
Греясь на солнцепёке, Корнил Поленов досказал историю Шаврина, которая подошла к кульминации.
Всё задуманное удалось: два друга подожгли амбар и зарод сена, все кинулись туда, а в это время Андрей освободил Настю и увёл её через тот ход, который накануне расчистили его друзья. Приказчик Афанасьев собрал множество народу и сам отправился искать беглецов, но вернулся ни с чем. Тогда он собрал всех, кто с Андрюшкой дружил, стал допрашивать, посадил друзей в холодную и продержал там три дня. Друзья не выдали Андрея и Настю.
«Отпустили нас. Мы ещё две ночи выждали — хотели увериться, что не следят за нами, и пошли в Ордынскй лог знакомой дорогой, прямо в Андрюшкину подземную горницу. Смотрим — никого, припасов и платья нет; только бадейка и тулуп оставлены. А на камне письмо нам с Костей лежит: прощайте, други, век мы с Настей будем вас помнить; уезжаем далеко, не придётся уже свидеться.
И с тех пор ни об Андрюшке, ни о Насте никто нечего не слыхал».
Позже Корнил узнал у Рикарда, что ревизор соседнего рудника должен был ехать в Самару и спрятал беглецов в своём экипаже. По Волге они добрались до Астрахани, а дальше их след потерялся.
Вставная новелла разбита на три части, соответственно, разбивается на части и повествование об освобождении двух горняков из-под земли. Развитие действия рассказа и вставной новеллы идёт параллельно, становясь всё более динамичным и взаимно усиливая друг друга. Эффект усиливается совпадением места действия, тогда как временной промежуток равен семидесяти годам. Кульминации и развязки двух повествований смыкаются.
Эпилог вновь обращает нас к мысли о том, что высокое горение духа не пропадает втуне. На следующий год инженер Канин узнаёт, что штейгер Поленов умер в начале лета. Однако он не зря прожил свою жизнь, не зря спасал своего друга Шаврина:
«Лет пять спустя на большом совещании по цветным металлам в Москве я обратил внимание на высокого, хорошо одетого инженера, выступавшего с критикой организации горных работ одного большого рудного района в Сибири. Я пришёл в восхищение от умного и дельного доклада и спросил одного из сибиряков, кто это такой. «Это Шаврин, — ответил инженер. — Очень дельный работник и потомственный горняк...» Я стал искать встречи с Шавриным, но оказалось, что он на следующий день уехал в Сибирь...»
Возвратимся к началу произведения. Инженер Канин обещает рассказать «одну простую историю из жизни подлинно горных людей» — то есть историю спасения Андрея Шаврина и Насти. Но, рассказанная отдельно, без истории спасения двух исследователей из подземного плена, она бы не имела такого художественного эффекта, не возникла бы от пересечения двух историй столь необходимая для Ефремова мысль о преемственности и нетленности духовного опыта.
Рассказ инженера Канина о дружбе с Корнилом Поленовым и о походе в древние рудники не является обрамлением для истории Шаврина, он имеет собственную идейную и художественную ценность. В то же время то место в композиции и формировании идеи произведения, которое занимает рассказ горняка, выводит его из узких рамок вставного эпизода, придавая ему большую значимость, чем на то претендует обычная вставная новелла.
Особенности вставной новеллы (рассказа старого штейгера):
— новелла имеет форму сказа, служит речевой характеристикой Корнила Поленова;
— сюжет вставной новеллы позволяет углубиться на девяносто лет от момента вводной, в предкульминационный момент место действия совпадает, что становится существенным обоснованием идеи преемственности;
— сюжет сказа развивается параллельно сюжету основного рассказа; совпадение сюжетных элементов динамизирует повествование, стимулирует читательское внимание; кульминацией в обоих случаях становится освобождение пленников;
— две истории представляют собой сплав социокультурной и идейно-нравственной проблематики, приводят нас единой мысли о непреходящей ценности достижений человеческого духа.
В предыдущем рассказе мы встретились с одной вставной новеллой, разбитой на три части. В «Юрте Ворона» вставных новелл — три. Они занимают строго определённое место и каждая по-своему двигает действие, пока оно не наберёт нужную скорость. Почему же действие в этом произведении надо двигать?
В целом сюжет этого рассказа, безусловно, динамический. Однако в первой части произведения он близок к адинамическому, внешне развитие действия замедлено и практически не стремиться к развязке. Однако ярко выражен внутренний конфликт, благодаря чему внимание читателей приковано к вставным новеллам, которые воплощают и трансформируют в намерения этапы духовного пути главного героя.
Главный герой рассказа, геолог Александров, во время полевых работ сломал позвоночник и уже полгода лежит в больнице. Все надежды на чудо рухнули, врачи постановили: ходить он уже не сможет. Геолог сломлен морально, он не видит своего дальнейшего жизненного пути, не представляет, ради чего жить дальше, и говорит жене- геологине:
«— Мне, геолога Кирилла Александрова, уже полгода как нет и не будет больше... не будет и твоего Кира, таёжного владыки. Оба умерли, будет теперь кто-то другой, обитающий в четырёх стенах...»
В этот момент в палату поступает новый больной, в котором Александров узнаёт своего старого товарища, забойщика Ивана Ивановича Фомина, с которым он сделал свои первые таёжные экспедиции. Неожиданная встреча заставляет Александрова вспомнить прежние открытия и находки, а беседа с Фоминым отвлекает от навязчивых переживаний и направляет мысль в творческое русло.
Первая вставная новелла — рассказ Фомина о получении Ленинской премии
В палате лежат три человека: Александров, Фомин и молодой радист со сломанной рукой. Между последними героями возникает идейно-нравственный конфликт: радист считает, что старику с Ленинской премией «подфартило», что работать стоит только ради оплаты, которая зависит от тарифной сетки, а Фомин утверждает иное: «Ставки бывали разные, и малые и большие, только интерес непременно большой».
Рассказ свой Иван Иванович начинает издалека, обосновывая свой интерес и геологии угольных пластов словами, повторяющими мысль офицера Кэттеринга из рассказа «Последний марсель»:
«...такая у меня манера — доходить до корня, везде интерес иметь, к чему, казалось бы, нашему брату и не положено. Узнал я много преудивительного... <...> Подружился я с учёным, он мне книжки, опять же как приедет — лекции для всей шахты. Куда как интересней стало работать, как понимать начал я эту угольную геологию...»
Повествование Фомина — это детектив, в котором ищут не преступника, а ответ научной загадки. Светлые жилки в угле, на которые обратил внимание любознательный горняк, привлекли внимание учёного-химика, который определил, что в пластах угля сосредоточено месторождение трёх элементов, в частности ванадия и германия. За открытие богатого месторождения химик и горняк получили Ленинскую премию.
История открытия приводит собеседников к разговору о смысле жизни:
«— Да, хорошо светлые жилки найти, — мечтательно произнёс радист, поднимая глаза к потолку. — И как это вам удалось уцепиться?
— Светлые жилки должны быть у каждого, — ответил Фомин, — без них и жить-то вроде принудительно. Не ты своей жизни хозяин, а она тебя заседлает и гнёт, куда захочет.
— Вот и я про то же, — подхватил радист, — схватишь полсотни тысяч, ну, пусть вы тридцать семь получили, тут жизни можно не так опасаться, не согнёт!»
Мы видим, что молодой радист боится жизни и полагает, что деньги смогут защитить человека от неожиданных поворотов судьбы. Старый горняк видит путь человека иначе: он не боится жизни, он считает, что без «заветных думок» жить — «как скоту неосмысленному»:
«Ежели ты себя в жизни так направил, чтобы вместе со всеми лучше жить, и на то ударяешь, тогда ты человек настоящий».
«Только знание жизни настоящую цену даёт и широкий простор в ней открывает».
«По-моему, вот как: знание — это не то, что тебе в голову в обязательном порядке набьют, а что ты сам в неё положишь с любовью, не спеша, выбирая как цветы или камни красивые. Тогда ты и начнёшь глядеть кругом и с интересом и поймёшь, как она, жизнь-то, широка, да пестра, да пресложна. И житьишко твоё станет не куриное, а человечье, потому человек — он силён только дружбой да знанием и без них давно бы уже пропал».
Ивану Ивановичу удаётся заронить здоровое зерно в душу молодого радиста. Когда старый забойщик выписывается, радист говорит: «...Иван Иванович уехал — так что-то оборвалось во мне, будто отца проводил. <...> Какой старикан хороший! Около него и жизнь полегче кажется. Было бы таких людей побольше, и мы побыстрей до настоящей жизни доходили...»
Вторая вставная новелла — рассказ Фомина о находке лунного камня
На горький вопрос Александрова, где искать настоящий путь для человека, который потерял профессию и смысл жизни, Фомин отвечает, что есть верная указка — красота. Но жизнь Александрова потеряла яркость: «Сейчас для меня всё серым кажется, потому что внутри серо!»
Тогда Фомин и припоминает историю, заставившую потерявшего надежду геолога встрепенуться. Она достаточно короткая, её можно процитировать полностью.
«— ...Вспомните, как шли мы в тридцать девятом от шиферной горы сквозь тайгу голодом. Припозднились на разведке, продукты кончились, снег застал... <...> Помните, перевалили мы Юрту Ворона и двое суток шли падью. Мокрый снег с дождём бесперечь, ватники насквозь, жрать нечего... <...> Точно, вечером попёрли мы из пади через сопку. Крута, ичиги размокли, по багульнику осклизаешься, а тут ещё навстречу стланик разрогатился, хоть реви. На гребнюшке ветер монгольский морозом хватанул. Покатились мы вниз едва живы. Тут место попалось, жила или дайка стоячая, вдоль неё склон отвалился, и получилась приступка, а далее, в глубь склона, пещерка не пещерка, а так, вроде навесу. Забились мы туда, дрожим, огонь развести — силов нету, дальше идти — тоже, и отдыхать невозможно — холодно. Тут уж мы не серые ли, по вашему слову, были? Куда серее, насквозь. Оно получилось наоборот. Помните, Кирилл Григорьевич?
Геолог, ушедший в прошлое, кивнул забойщику:
— Всё помню, рассказывайте!
— Холод потому сильней прихватвал, что разъясневать стало. Тучи разошлись, и над дальним западным хребтом солнышко брызнуло прямиком в наш склон. Глаза у меня заслезились, я отвернулся — и обмер. Нора наша продолжалась узкой щелью, а в той щели, на выступе, будто на подставке какой, громаднейший кристалл лунного камня, с голову... да нет, побольше! Засветился огнём изнутри и пошёл играть переливами, струйками, разводами... будто всамделе взяли лунный свет, из него комок слепили, огранили, отполировали да ещё намешали туда огней разноцветных: синих, сиреневых, бирюзовых, зелёных — не перечесть. И не просто светит, а переливается, гасится да снова вспыхивает. Тут мы — шестеро нас было разного народу, молодого и старого, учёного и неучёного, — как есть голодные и мокрые, про всё забыли и перед кристаллом замерли. Будто теплее стало и есть не так хочется, когда глядишь на такую вот вещь... <...>
— Дальше вот что. Откуда силы взялись — собрали топливо, развели костёр, обсушились ди обогрелись, чайник кипятку выдудили. Топор да молоток геологический изломали; как сумели из крепчайшей породы волшебный кристалл вырубить целёхоньким, до сих пор не пойму! Поволокли его в заплечном мешке попеременке, а он весом поболе чем полтора пуда. Судьба переменилась — конечно, это мы её переменили, как приободрились. К ночи допёрлись до зимовья, кое-какие продуктишки нашли... <...> В зимовье день отдохнули и через сутки пришли в жилое место.
— А камень?
— Камень там, где надлежит ему быть: в музее московском альбо ленинградском. Может быть, вещь драгоценная из него сделана и цены ей нет! Вот никогда не говори: красота — пустяк. Вовсе она не пустяк, а сила большая, через неё и жизнь в правильное русло устремляется».
Право рассказать историю находки лунного камня автор предоставил не геологу, который был начальником партии, а простому рабочему. Тот поведал о труднейшем пути через тайгу просто и выразительно, без лишнего пафоса, но с полным пониманием тяжести обстановки. Яркая народная речь, с диалектизмами, динамичными глаголами и характерным сжатым синтаксисом делает рассказ о встрече с красотой более эффектным, чем если бы он был изложен правильным литературным языком. Не эстетствующие любители восхитились необыкновенным кристаллом, а измученные голодом и усталостью люди, выбирающиеся из заснеженной тайги. И не только восхитились, но и, как сейчас говорят, получили мощный заряд энергии, осознали ценность находки, вырубили камень и тащили дополнительную ношу весом около двадцати пяти килограммов — не для того, чтобы продать и получить за камень деньги, а для того, чтобы передать его в музей, дать тысячам людей возможность приобщиться к красоте.
Иван Иванович Фомин в рассказе «Юрта Ворона», как Корнил Поленов в рассказе «Путями старых горняков», — воплощение нравственной силы и здоровья русского народа. Ефремову чрезвычайно важно было показать, что подлинная духовная сила и чистота заключены в душах людей, которые близки к природе, стремятся понять её законы, в отношениях с другими людьми чутко отделяют людей нравственно здоровых от легковесных людей с «уголовными душами», по выражению Фомина.
Важно, что именно рассказ забойщика пробудил геолога Александрова к новой жизни. История находки лунного камня заставило Александрова вспомнить одну догадку тех лет. Перевал Юрта Ворона, где был найден кристалл, отличался от других: он притягивал к себе грозы. Именно в него всегда били огромные пучки молний. Геолог предположил, что под перевалом скрыто месторождение металлических руд. Однако магнитометрическая разведка показала отсутствие железных руд. Но ведь это могли быть немагнитные руды, перевал мог скрывать месторождения свинца, серебра или цинка.
Александров напряжённо думал:
«Если бы кто-то, не побоявшийся смертельной опасности, смог в разгар сильной грозы проследить места непосредственных и наиболее частых ударов молний и остаться в живых, то, пожалуй, так можно было бы добиться разгадки Юрты Ворона дешёвым и простым способом».
У Александрова появляется цель. Это сразу чувствует Фомин, говоря: «Кирилл Григорьевич, чего задумались? Застыли, будто на подсидке...» Жена, пришедшая в больницу навестить мужа, замечает у него в глубине глаз твёрдую точку, видит, что морщинка около рта «горькая, усталая, но больше не жалобная». Она решает отправиться в свою геологическую партию, которая уже начала работать в поле, уверенная, что муж едет в санаторий на три месяца. Она не знает, что в душе мужа зреет иное решение, что он просит принести ему дневники тридцать девятого года, так как задумал дерзкое предприятие.
Вставная новелла — как решающий поворот ключа: она переводит действие из внутреннего, скрытого, в активное, становится для Александрова катализатором в процессе жизненного поиска и мощно двигает сюжет рассказа.
Третья вставная новелла — первая встреча шофёра Вали и Александрова
У Александрова созрел план действий, для осуществления которого ему нужна помощь его старого товарища — молодой женщины Вали, которая уже много лет работает шофёром. Ефремов вводит в рассказ одновременно две интриги: первая — что именно задумал Александров; вторая — почему Валя когда-то сказала, что всё сделает для него, и что именно она должна сделать.
«Валя согласилась». Она вместо санатория отвезёт геолога так близко к Юрте Ворона, как только сможет подойти машина. Почему же Валя соглашается на это?
И вот Валя ведёт машину к далёкому труднодоступному перевалу, а в кабине сидит измученный дорогой геолог с парализованными ногами. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Вставная новелла не выделяется как речь Вали, но рассказ строится так, что в центре его — девушка, и события мы видим её глазами.
Наблюдая за своим другом, Валя перенеслась мыслями в 1943 год, когда она, девятнадцатилетняя девушка, вызвалась в далёкий рейс по глухой таёжной дороге: прииск нуждался в муке, а больше одной машины по военному времени выделить не смогли.
Проехав целый день по опасной зимней дороге, Валя решила заправить машину и уронила бочку на дорогу. Через два часа сила двигателя начала падать, и мотор заглох. Оказавшись морозной ночью на пустой дороге, в ста километрах от прииска, Валя с быстротой отчаяния пыталась завести машину, вращая рукоятку шестицилиндрового двигателя. Валя положила шубу на мотор, спасая остатки тепла в двигателе, и теперь замерзала на морозе, мечтая, «чтобы сейчас здесь оказался путник. Он помог бы ей, и она бы исполнила свой долг»!
И невозможное свершилось: Валя услышала лёгкий хруст и пощёлкивание. Значит, приближаются оленьи нарты, на которых в тувинской тайге обычно ездили геологи, приискатели, геодезисты. Беговой олень Высокий Лес мчался сквозь тайгу, а в нартах молодой геолог Александров вёз пробы только что пройденной разведочной штольни.
«Александров умел водить машины и действовал быстро». Он убедился в исправности подачи и зажигания и с помощью своей незаурядной силы завёл машину. Геолог заставил измученную девушку поесть, потом обнаружил причину неисправности и устранил её.
«Геолог действовал так уверенно, говорил так весело, что всё происходившее полчаса назад показалось девушке приснившимся сном. <...>
Валя совершенно ободрилась, даже усталость прошла под спокойным и приветливым взглядом геолога. Тот обтёр руки поданными Валй концами и протянул девушке крепкую горячую ладонь. Валя схватила её и, волнуясь, не зная, как выразить переполнившее её чувство, негромко сказала:
— Нет такого, чего бы я не сделала для вас! Спасибо вам, хороший!»
В предрассветный мороз Валя добралась до места и была встречена всем населением прииска.
Александров не просто помог Вале завести машину — он спас ей жизнь, и теперь Валя выполняла данное много лет назад обещание. Только доставив геолога к жилому зимовью близ перевала Юрта Ворона, Валя узнала о подлинной причине поездки: о желании Александрова найти места наиболее частых ударов молний и по ним определить границы скрытого месторождения. Не перед женой, а перед старым другом Александров раскрывает подлинную цель своего предприятия:
«— ...Жена, друзья — это геолога Александрова, которого уже нет, и только вопрос времени, на сколько у кого хватит памяти.
Валя, словно подхлёстнутая, отстранилась от геолога:
— Вот так! Спасибо, отблагодарили! А я сейчас кто? И впредь буду то же, не беспокойтесь!..
— Поймите меня верно, Валя. Если я выиграю этот один шанс... тогда... Ведь я человек самый обыкновенный, со слабостями, и мне нужно выздороветь... душевно. Посмотрите на меня — разве вы не видите, после какой я передряги?»
Силы для душевного выздоровления геолог ищет не в других людях, а в активной профессиональной самореализации. Он стремится не получать, а отдавать, и мучает его именно сознание невозможности самоотдачи. Путём лишений и мучительного труда он хочет получить главное: веру в себя. И его правду, правду борьбы и поиска, понимают и принимают старый друг Валя и пожилой тувинец-лесник, который говорит: «Я тебе помогать буду... Я думай, ты правильно живёшь».
Вернёмся к вставной новелле. С её помощью образ молодой женщины-шофёра превращается из проходного в образ яркий и концептуально важный для автора.
В рассказе «Юрта Ворона» действуют две женщины: жена Александрова Люда и шофёр Валя. Люда — молодая женщина, которая юной практиканткой приехала в партию, которой руководил Александров. Он «показался Люде похожим на древнего владыку и тайно назывался царём Киром». Потерявший возможность двигаться, муж вызывал в ней жалость.
«Весёлая и здоровая, ярая спортсменка, Люда привыкла на всё в мире смотреть с уверенным эгоизмом красивой молодости. Она оказалась совсем не подготовленнй к удару, поразившему её умного и сильного друга — мужа. Катастрофа надломила её. Люда растерялась, не зная, как лучше ей поддержать любимого в тяжёлом несчастье. Проливая потоки слёз от жалости к нему и к себе, она продолжала искать в нём прежнюю верную опору, не ощущая или не понимая, что он нуждается или в уверенной поддержке, или хотя бы в покое от её страданий и забот. Люда мучилась сама и терзала мужа, полного острой жалости к своей подруге, хорошей и верной, только лишь оказавшейся неумелой и слабой в час испытания».
Люда принадлежит к поколению, вступившему во взрослую жизнь в спокойные послевоенные годы, она получила высшее образование и нашла себя в работе геолога.
Валя относится к поколению, юность которого пришлась на грозные годы войны. Она тоже, как Люда, — слабая женщина и в трудную минуту мечтает о помощи сильного мужчины. Но, в отличие от Люды, Валя обладает важнейшим для становления человека опытом — опытом преодоления. Да, на зимней дороге рядом с заглохшей машиной Валя мечтала о помощи, но при этом делала всё, чтобы самой завести мотор. Она боролась, и в этом опыте борьбы примером для неё были её сверстники двадцать второго, двадцать третьего, двадцать четвёртого года рождения — «те самые годы, что приняли на себя в войну первый страшный удар врага. Мало их осталось в живых...». Они могли, если нужно, и их подвиг заставляет геолога решиться на самопожертвование во имя науки — и ради обретения нового смысла жизни.
Люда смогла получить высшее образование, а Валя свою юность отдала трудной работе таёжного шофёра, понимая, что молодых мужчин после войны осталось мало. Но она мечтает поступить в университет, и Александров, узнав об этом, помогает ей — пишет рекомендацию «по учёной линии» и советует, к кому обратиться, чтобы узнать, «куда правильно удариться».
Прощаясь с Александровым возле зимовья на перевале Юрта Ворона, Валя обещает приехать по первому сигналу геолога, и, всхлипнув, бросается в машину. Она прикрывает глаза, на руль капают слёзы. Она стыдится своих слёз и спешно уезжает, оставляя в душе Александрова уверенность, что у него есть верный и преданный друг.
Люда испытывает жалость к себе, потеряв прежнего мужчину, на которого всегда могла опереться, проливает потоки слёз возле больного мужа. Валя стыдится своих слёз, которые вызваны сочувствием другу. Она не была замужем: большинство её сверстников погибли, а «своё счастье с чужого несчастья начинать — не выйдет у меня, а уж если детишки, то и говорить не о чем».
Люда не хочет ехать на уже начавшиеся полевые работы, а Валя видит впереди радость оттого, что открываются народные университеты, душа её тянется к знаниям, «чтобы жизнь интересней стала».
Жена Александрова — молодая красивая геологиня, но о помощи в критический для себя момент он просит не её, а старого друга — женщину-шофёра Валю. Вставная новелла, рассказывающая о ночной встрече на таёжной дороге, нужна автору именно для того, чтобы показать, насколько важен для становления человека опыт самостоятельной борьбы и преодоления трудностей. Именно этот опыт помогает человеку постичь глубину страдания и жизнь другого сердца и найти силы помочь другу.
«Александров понял, что чуткость помогавших ему людей выработалась в суровой жизни, где каждый немедленно отвечает за свои личные промахи перед самим собой и ближайшими товарищами. Эти люди привыкли полагаться прежде всего на себя и, главное, доверять себе».
Расставшись с женой и Валей, геолог с помощью лесника-тувинца добирается до грозового перевала и остаётся один на один со стихией. Началась его жизнь — «настолько странная, что Александров вряд ли смог бы рассказать о ней». Подкарауливая грозы, подползая под проливным дождём по скользим камням и багульнику к местам наиболее частых ударов молний, «Александров сам себе напоминал черепаху, гоняющуюся за быстрыми птицами». Пугало его только одно: что сезон гроз мог прекратиться раньше, чем он сумеет выполнить задуманное.
Стиль Ефремова при описании борьбы геолога настолько напряжён и ярок, что физически ощущаешь ту волю к борьбе, которая бросала геолога под удары молний.
Грозы утихли, прошло несколько ясных солнечных дней. Чувство безысходной тоски стало охватывать героя. Вновь началась гроза, и душу геолога охватило ликование:
«Ещё два-три часа он будет жить полно и радостно, в стремлениях и борьбе исследователя, в напряжении поиска, этого могучего, глубокого и древнего инстинкта, всегда живущего в человеческой душе!»
Напряжение достигает апогея, когда оказывается, что герой попал в самый центр грозы. Удар ослепляет, затем зрение возвращается к нему, он видит целый пучок зелёных молний и стремительно ползёт к намеченному месту. Описание борьбы становится похожим на описание боя:
«Стена за стеной огня вставала перед геологом, земля непрерывно тряслась, ночь качалась между нестерпимым сверканием и мгновенной глухой чернотой. Но он достиг заветного холмика, разорвал шнурок на колышках и глубоко вонзил один в почему-то тёплую мокрую землю. Сознание мутилось. Медленно ворочая мыслями, геолог подумал о совершённой им ошибке. Где же записка на случай, если он не переживёт этой рассветной грозы? Едва он полез негнущимися пальцами за отворот куртки, как оно случилось... Всё его тело до кончиков пальцев пронзило ужасающее ощущение — обжигающее, рвущее и в то же время оглушившее смертным покоем. Он не увидел и не услышал ничего, а только вытянулся в сильнейшей судороге, когда десятикилометровый искровой разряд ударил в почву рядом с ним, может быть, прямо в него. Геолог застыл ничком, обхватив обеими руками заветный колышек...»
Александров очнулся уже днём. Апофеоз борьбы и победы в рассказе сменяется второй кульминационной вершиной: геолог обнаруживает, что его колени чувствуют камни! Потрясённый геолог понял, что его повреждённые нервы ожили. Отвечая подъехавшему тувинцу, он в первую очередь просит его копать на месте вбитого колышка, и в голосе его слышится непобедимая уверенность.
В эпилоге мы узнаём об открытии на перевале Юрта Ворона месторождения свинцовой руды — галенита, блестящий кусок которой, ковыляя и опираясь на палку, положил на стол начальнику управления сам геолог Александров.
Особенности трёх вставных новелл в «Юрте Ворона»:
— новеллы служат речевыми характеристиками героев (1-я и 2-я), раскрывают их характеры;
— новеллы проясняют и нравственные позиции героев, обозначают социокультурные и личностные противоречия;
— новеллы переносят нас в иной хронотоп, что создаёт ощущение исторической точности созданного писателем мира;
— первая новелла двигает «внутреннее» действие, вторая служит ключом, которая открывает бурное развитие действия, третья необходима сопоставления двух героинь — сопоставления, иллюстрирующего центральную идею рассказа;
— три новеллы являются символами триединства, которое созидает Человека: знание, красота и опыт борьбы.
* * *
У Джека Лондона есть рассказ с названием «Любовь к жизни». В нём речь идёт о золотоискателе, который вывихнул ногу и был брошен другом в тундре, без пищи и запаса патронов. Теряющий сознание от голода и усталости, человек шёл вперёд по намеченному пути, боролся с волком и пил его кровь, затем полз из последних сил, увидев в бухте китобойное судно.
«Он знал, что не проползёт и полумили. И всё-таки ему хотелось жить. Было бы глупо умереть после всего, что он перенёс. Судьба требовала от него слишком многого. Даже умирая, он не покорялся смерти. Возможно, это было чистое безумие, но в когтях смерти он бросал ей вызов и боролся с ней»3.
Любовь к жизни Джек Лондон приравнивает к инстинкту самосохранения, считая биологическое свойство главной силой, двигающей человека вперёд.
Инстинкт самосохранения — основной для живых существ на Земле. Но человек потому и выделился из биологического мира, что одно из его свойств стало сильнее животной любви к жизни. Это инстинкт исследователя: жить полно и радостно — значит жить «в стремлениях и борьбе исследователя, в напряжении поиска, этого могучего, глубокого и древнего инстинкта, всегда живущего в человеческой душе».
Герои рассказов Ефремова — моряки, геологи, рабочие, исследователи земных богатств — проживают моменты наивысшего напряжения, ярчайшего горения духа, совершают поступки, которые, казалось бы, приходят в противоречие с инстинктом самосохранения. Моряки могли бы перейти на корабль-сторожевик, бросив тонущий «Котлас»; Усольцев мог бы не лезть на Белый Рог, а вызвать пушку, чтобы выстрелом отбить кусок породы с неприступной вершины. Инженер Канин мог бы ограничиться уже проведёнными исследованиями, не спускаясь в самые труднодоступные горизонты шахт; геолог Александров мог спокойно отправиться в санаторий, а не на грозовой перевал.
Герои Ефремова живут в напряжении поиска. Судьба, давая возможность борьбы, оказывает им «маленькую милость». В старину таких людей с величайшим уважением называли «соль земли» — людей, превративших биологический вид в Человечество. В подвижнической жизни и поступках таких людей в разных уголках Земли проявляется подлинная неразрывность и преемственность человеческого.
1. Бикбулатова К.Ф. Ефремов Иван Антонович // Русские писатели, XX век. Биобиблиогр. слов. В 2 ч. Ч. I. А—Л.—М.: Просвещение, 1998. — С. 487—490.
2. Здесь и далее цит. по: Ефремов И.А. Сочинения в 3-х томах. Т. 1. Рассказы. — М.: Молодая гвардия, 1975.
3. Перевод Н. Дарузес.