«Чудеса и Приключения». — 1992. — № 6. С. 17—18.
В 1968 году запорожский корреспондент Павел Павлович Супруненко встречался и беседовал с Иваном Антоновичем. Предлагаем вниманию читателей фрагмент из их беседы, которая по неизвестным причинам так и не была опубликована.
Вообще в юношеские годы были разочарования. Но в такие годы они не страшны. Слишком далеко и высоко приходится в юности забираться в своих книжных, не совсем реальных, нередко наивных странствиях. Но жизнь возвращает на землю. Случается и на мель попадать. Ничего трагического в этом нет. Важно не потерять перспективы, не скатиться к крохоборству. Сохранить тягу к знаниям, благородные романтические устремления...
Мечты и детские, и более зрелые, естественно, наталкиваются на трудности. И тут надо найти ту возможную линию, которую можно осуществить. Самому это сделать трудно и почти невозможно. Жизнь непроста, сурова. И была бы еще более неприветливой и мрачной, если бы не было у молодежи опоры со стороны старших, бывалых и опытных. Они-то и помогают перенести юношеские устремления на рельсы реальности. Такими учителями, которые дали мне не только знания, но и заряд воли, нервной энергии были ленинградский учитель математики В.А. Давыдов и академик П.П. Сушкин. Я возвратился в школу красноармейцем-переростком, собирался бросить учебу. А они меня заметили, поверили в меня. Началась учеба. А потом снова скитания. Но это уже были скитания другого рода — экспедиции.
Вообще путешествиям я придаю большое значение. Я убежден, что инстинкт к передвижению, «охота к перемене мест» — одно из основных чувств человека. Оно идет еще от первобытного состояния, когда охотник был разведчиком новых мест. Однообразие притупляет наши чувства.
Мечта о бродяжничестве не дает покоя молодым. Но скитальцы бывают разные. В бродяжничестве, которое было популярно до революции, во многом «виноват» Горький. Его бродяга противопоставлялся «скупидонам» — людям, расчетливым до скупости, как писал В. Даль. Он превратился в фигуру политическую, хотя и был без положительных действий, деклассированный. Сравнительно привлекательней бродяги Джека Лондона — своеобразные пионеры, которые шли неведомыми путями, открывали новые области.
В наших условиях сама жизнь выправила и направила по нужному руслу бродяжничество. Оно возрождено на новой основе, стало пионерством в различных областях. Думаю, что в будущем оно примет невиданный размах и в силу тяги к природе, жажды впечатлений, да и в силу самого воспитания. Я описал в своем романе «Туманность Андромеды», как будут перебрасываться школы из одного места в другое, климатические зоны будут изучаться на месте...
Сейчас так велик взлет техники, что и фантазии особенной не надо. Важно сохранить интерес к живому миру. Есть серьезная опасность — пустое увлечение техникой. На Западе «ангелы смерти» устраивают сумасшедшие гонки на мотоциклах и авто. Вот и приходится слышать от некоторых незрелых людей: «Толстой лицемерил в сексуальных вопросах» или «У Достоевского слишком мелочные переживания». Такое интеллектуальное убожество к добру не приведет. Машина должна стать средством, а не целью. Хочется верить, что потомки будут лучше нас. Но поручиться за это трудно. И если их интересы будут представлены только транзисторами, автомобилями и другими подобными аппаратами, то в этом и наша вина. Погоня за вещами должна переключиться на погоню за духовными ценностями.
В этом предостережении должны и могут помочь писатели. Задача перед литературой сейчас, возможно, как никогда раньше, ответственейшая. Трудно себе представить, чтобы техника опередила, подавила мораль. Иначе машина станет не средством, а целью.
Писатели должны решать реальные, а не дутые проблемы, создавать не подделки, а по-настоящему волнующие, полезные произведения. Правда, и сейчас есть произведения, которые хотя бы частично отвечают высоким требованиям будущего, но какие смогут выдержать испытание временем — предсказывать не берусь. Пророчество — дело рискованное, даже для фантастов. Я думаю, что такое испытание выдержит тот автор, который все силы ума и сердца отдает литературе, основательно знает жизнь, был честным...
Романтика не расходится с реализмом, у нее лишь иной угол зрения. У нее шире взгляд, она больше связана с историческим прошлым, местом, комплексом явлений, ведет дальше за это явление. Для меня нужно объяснение причин. У реализма более узкий, более детальный взгляд, и хотя он и глубокий, но без достаточной перспективы. Тут есть опасность утраты не только широты, но и обещания, которое сулит жизнь. А без такой надежды мечты и сама жизнь невозможна. Чем меня привлекает... такая фигура, как Дерсу Узала? Дерсу Узала дан как тип исторический во всей связи с природой, а потом уже как индивидуальный характер. Тут обычаи, традиции, широкий охват жизни, ее закономерностей. Мне хотелось бы видеть писателя, как историка Земли, Планеты. Писателю не обойтись сейчас без помощи кибернетики. Ведь в мире ежегодно издается огромное количество новых романов и повестей, не говоря уже о переизданиях. Человек тонет в книжном океане. Это тоже немаловажная угроза. При стандартности жизни и образа мышления человек живет не здоровой потребностью приключений, а литературной наркоманией. Почему на Западе стал популярным Джеймс Бонд? Обыватель не видит другой возможности стать героем, иначе, как становясь тайным агентом. Это героизм наизнанку. Где уж тут до мечты!
Как же спастись в беллетристическом наводнении? Одно самостоятельное воспитание тонкого вкуса к литературе тут не поможет. Необходимы объективные критерии и оценки. Основным отражением в литературе, очевидно, станут волнующие людей темы: их чувства и мысли, эпос путешествий и т. д. Но как выбрать что-то значительное, талантливое? Несомненно, без электронно-кибернетических гидов тут не обойтись. Немаловажны социологические исследования по литературному творчеству, читательским интересам. Руководствоваться авторитетами или интуицией становится рискованно.
Меня часто спрашивают, не вытеснил ли писатель-фантаст сказочника, не утрачен ли престиж сказки, фольклора? Думаю, что угроза не с этой стороны. Дело, очевидно, в изменившихся условиях. Фольклор основывается больше на событиях, имевших место в жизни, отталкивается от них. Другой вид фантазии, я бы сказал, чистой фантазии, человек создавал более абстрактно, более отрываясь от земли, придумывал, строил события, которых никогда не было. Эта мечта была самым сильным оружием, с помощью которого он одерживал свои победы. Она охраняла человека от невзгод, не давала ему сломиться. Щит мечты, броня фантазии — я не знаю более надежной защиты. Мечта была тем мечом знания, с которым он пробивался и пробивается к будущему. Опасение внушает не исчезновение сказочников. Утрачивается задача фантазии из-за чрезмерного увлечения комфортом, голой техникой, материальными излишествами. А человеку присуще духовное восхождение!
На правах рекламы: