Л. Пасынков. «Будущее»

«Литературная газета». — 1946. 9 марта. — С. 4.

Многие думают о будущем, но не всякому удается заглянуть в него. Когда детство кончается и подросток начинает размышлять не только о своем завтрашнем дне, но и о грядущем человечества, то в этом остром, пытливом возрасте, пожалуй, он не получает достаточного обилия ответов на свои вопросы; тогда он невольно — и зачастую преждевременно — обращается к книгам для взрослых. Эту пору духовной алчбы многие из нас очень хорошо помнят.

К годам отрочества нами собраны любимые книги, с которыми мы ходим по широкой земле, но очень редко заглядываем в будущее.

С Жаколио молодые читатели путешествуют по Востоку, преимущественно по Индии. Они проглотили повести «капитана» Мариэтта и прочитали работы его однофамильца, каирского египтолога Августа Мариэтта; он и Эберс уводят подростков в давным давно минувшее.

Мы растем и становимся взыскательней, обращаемся к Флоберу и вместе с ним посещаем Карфаген. Флобер, с такой художественной убедительностью вникший в жизнь древнего африканского города, так и не увидел завтрашней жизни Бювара, Пекюше, Бовари, — впрочем, какая у них завтрашняя жизнь! Либо Саламбо, Святой Антоний, Юлиан, Иродиада, либо люди, мечтающие о рагу из кролика. Сегодня только кролик! «Пища богов» — вся в прошлом.

С кем из великих писателей мы в старину смело, «по-хозяйски» заглядывали в будущее? «А провидцы новых изобретений! — спросите вы. — А Жюль Верн?»

Жюль Верн познакомил нас с «Наутилусом» и его капитаном Нэмо. Этот капитан соткан из загадочностей, что же касается самой подводной лодки, то при ней Жюль Верн состоял скорее рационализатором, чем провидцем: подводные, лодки плавали уже давным давно, пусть кожаные лодки, о которых недавно рассказал нам Саддредин Айни в истории Тимур-Малика, лица исторического.

Уэллс охотней всего знакомил нас с марсианами, с Невидимкой, наводящим ужас на мирное мещанское население Айпинга. Уэллс — писатель сильного гипнотизирующего воображения, но оно уводит его на чужие планеты и избегает родной Земли. Талант Уэллса велик, но как мал душевный мир его Фодерингэя! Как трудно сопоставить душевные запасы этого человека, испугавшегося того, что он невольно стал творить чудеса, с душою геолога Усольцева — героя молодого советского беллетриста И. Ефремова.

Усольцев, рискуя жизнью, взобрался на недоступную вершину, с которой спуск опаснее подъема. Усольцев отбивает молотком образцы загадочной белой породы и думает не столько о смертельной опасности, сколько о том, что, «если суждено будет вернуться в жизнь, он вернется другим — не прежним» («Белый рог»). Усольцев только и жаждет — любою ценой! — проникнуть в тайны природы и стать иным, новым. Бедный же Фодерингэй, испугавшись своей навязчивой силы, хочет отделаться от нее и жалобно молит:

«— Я не хочу чудес, лучше бы я их не совершал! Никаких больше чудес; все, как было раньше; меня обратно в бар и чтобы было, как прежде...»

Сила не в чудесах, за которыми прячется заячья душа, чудо — в силе человеческого духа, в желании, в поисках.

Технократия — любимая основа научно-фантастических сюжетов Уэллса, и не только его одного, а и Чапека, Тудуза, Хаксли, но эти люди боязливо относятся к росту техники. Недаром они охотно уходят во «внутренний мир» изобретателей, там они не ищут настойчивости Фауста, там они разыскивают смятение н вопль «могучего», но бедного душою Фодерингэя.

Разумеется, и наших писателей привлекает внутренний мир ученых, но это — ученые, чьи художественные биографии не обременены трусливыми переживаниями. Советских писателей интересуют люди науки, устремившиеся к будущему, интересует фантастика, но только такая, какая приближает к правде будущего.

Оттого-то на заседаниях Союза советских писателей мы часто встречаем людей, занятых будущим, — академиков, инженеров. Оттого работы М. Ильина, М. Шагинян, Н. Михайлова, И. Ефремова. В. Сафонова, Б. Агапова, Л. Гумилевского, А. Казанцева интересуют преимущественно серьезностью поставленных научных задач, а не приключениями «похитителей бацилл».

«Я уверен, сильно ошибаются те, кто полагает; что романтике не будет места на нашей планете, измеренной вдоль и поперек», — такими словами предваряет И. Ефремов свою книгу. Но что это за романтика? «Замечательный случай с глазами Дэвидсона»? Нет! Мы имеем дело не с невероятными уэллсовскими чудесами, а с сегодняшним открытием запасов хотя бы того же касситерита, а завтра других богатств земли, внушающих человеку чувство власти над тайнами природы.

Мы говорили о писателях, занятых научной и фантастической темой, но у нас всего обширней была и есть плеяда писателей, интересующихся социальным переустройством мира.

Чувство реального никогда не покидало великого борца за лучшее будущее — М. Горького. Горький радостно удивлялся маляру тов. Слободчикову, выдвинувшему «превосходную идею» «Дня индустриализации».

Слободчиковы «ставят перед собою к разрешению такие небывало сложные и трудные задачи, как «пятилетка» («Рабочий класс должен воспитать своих мастеров культуры», 1929 г.).

«Пятилетка, — по словам Горького — создает людей колоссальной энергии», Горький предвидел этих людей, чья особенность — в свободном избытке душевно-плодотворных сил. Горький не удивился бы, прочитав на страницах «Правды» слова А. Чалкова, кузнецкого сталевара, лауреата Сталинской премии, о том, что из стали, сваренной им сверх задания, были сделаны автоматы для бойцов большого сибирского гвардейского соединения.

Слободчиков сделал большое государственной важности предложение, а Чалков «от щедрот своих» вооружил гвардейскую часть. Надо «войти в нрав», как говорили в старину, Слободчиковых и Чалковых, надо с ними глядеть не на Марс, а на дела ближайших лет.

Большой силой предвиденья поразила нас три года назад — среди тысяч других людей — киргизка-свекловичница Шаирбюбю Тезикбаева, на-днях награжденная орденом Ленина. (Она прекрасно изображена в новелле Тугельбая Сыдыкбекова «Шаир»).

Украина была в руках гитлеровцев, а нашей армии и нашим детям нужен был сахар. Тезикбаева предложила высаживать маточник свеклы, чтобы получить семя для будущих украинских посевов, и предложила высевать именно с учетом нужд освобожденной Украины; эта киргизка стремилась «попасть в план» Украины. «Войдите в нрав» Тезикбаевой, и вы поймете, что она — той же кости, что Слободчиков и Чалков. Перед людьми такой мечты и такого упорства смело можно поставить задачу «организовать новый мощный подъем народного хозяйства, который дал бы нам возможность поднять уровень нашей промышленности, например, втрое по сравнению с довоенным уровнем». (Сталин).

На-днях на третьем курултае узбекских хлопкоробов говорили не только о «скучной материи» — ситце, но коснулись материала который когда-то волновал и египтолога А. Мариэтта, — говорили о египетском хлопке.

Секретарь одного из узбекских райкомов партии, говоря о делах трехсотников на плантациях, сделал широкое отступление и рассказал о девочке Замире и ее подругах, работающих на плантации. Люди, потребовали, чтобы им Замиру показали «ближе», и ее пригласили в президиум курултая. Люди видели свое будущее в Замире, девочке, сидящей среди стариков; она положила тонкую ручонку на бархатную скатерть и слушала выступавших, которые говорили о записях средневекового ученого узбека Аль-Бируни — о том, как и куда текла до нашей эры Аму-Дарья; о новых исследованиях давным-давно засохших оазисов, когда-то орошаемых древним течением Аму-Дарьи; она узнала о туркестанских тканях, сбываемых когда-то в Тибете, Китае, Индии, на Западе. Перед Замирой проходили энергетики и химики, селекционеры-семеноводы, минерологи и металлурги: хлопок — сложная комплексная отрасль труда. Перед маленькой узбечкой прошли коммунальники, которые построят для нее новый дом на краю поля, пищевики, которые ее накормят, актеры, которые будут ее развлекать. Президент Узбекской академии наук Т. Кара-Ниязов говорил о восьмилетке хлопководства, часто оборачиваясь к Замире. Перед подростком прошли непрерывной чередой и тысячелетия, и ближайшие будущие восемь лет, прошла история народа, окупленная и полудетским трудом Замиры, поднятая и ее маленькими руками. Перед Замирой прошел генерал армии И.Е. Петров; он только одного хотел — чтобы хлопкоробы научились сочетать отрасли сельского хозяйства так, как на фронте сочетали действия войсковых частей.

Дело не в одной программе. Увлекательная сила начинается с чалковской сверхпрограммной щедрости, с того, что киргизка Тезикбаева каким-то чутьем предвидит у себя дома будущую послевоенную украинскую свекловичную пятилетку.

Там, где начинается свободная сила душевной щедрости, творчества масс, — там на своей вахте несменно должен стоять зоркий писатель.