Антропология ефремовского космизма

Мышление Ефремова было особенным не только в силу строгой научности. Он стремился рассматривать все проблемы, сопрягая их с существованием мироздания в целом. Взгляд на Землю как на космическое тело, подчинённое общим для вселенной законам, и на человека как на активный фактор происходящих во вселенной изменений называется космизмом.

Космизм — порождение Серебряного века русской культуры и науки. Научный космизм — естественная ступень понимания происходящих во вселенной процессов. Неудивительно, что это явление зародилось именно в России. Русскому человеку всегда были свойственны целостность восприятия мира и стремление доискаться до последней истины. Сто лет назад в нашей стране революционные процессы захватили все стороны жизни. Потребность в общественных преобразованиях привела к социальной революции. Чуткое искусство ещё раньше откликнулось на взрывы нового качества феноменом Серебряного века. Прорыв в научно-философских знаниях привёл к появлению русского космизма.

Имена таких учёных, как В.И. Вернадский, К.Э. Циолковский, А.Л. Чижевский, широко известны и сегодня. Каждый из них явился энциклопедистом, основоположником нескольких синтетических наук и предсказывал активное взаимодействие человека с окружающим его мирозданием.

Вернадский создал учение о живом веществе, ставшее квинтэссенцией новой науки биогеохимии. В нём человек представлен мощной геологической силой, созидающей новую планетную оболочку — ноосферу, иначе — сферу разума.

Циолковский — творец своеобразной космической философии, предвосхитивший конечный переход разума в фазу «лучистого человечества» (о чём позже стали писать многие фантасты — от Кларка до Головачёва), родоначальник ракетостроения и пророк современной космонавтики. Он писал задолго до первых опытов в освоении межпланетного пространства: «Я свободно представляю первого человека, преодолевшего земное притяжение и полетевшего в межпланетное пространство... Он русский... По профессии, вероятнее всего, лётчик... У него отвага умная, лишённая дешёвого безрассудства... Представляю его открытое русское лицо, глаза сокола». Каждый из нас видел Юрия Гагарина.

Циолковский утвердил единство мира в работе «Монизм вселенной», был убеждён в специфической разумности атомов, и в этом его материализм сочетается с панпсихизмом.

Чижевский посвятил значительную часть своей жизни изучению Солнца и его влияния на земную жизнь. Он стал основателем гелиобиологии, открыл зависимость земной истории от одиннадцатилетнего цикла солнечной активности, обнаружил лечебные свойства отрицательных аэроионов (знаменитая «люстра Чижевского»).

Существовало и много других мыслителей и деятелей искусства, обратившихся в первой половине XX века к взаимодействию человека, Земли и космоса. Фёдоров, Флоренский, Скрябин, Волошин, Рерихи...

Фундаментальная черта всего русского космизма — идея спасения человечества путём активного преобразования природы при переживании единства человека с космосом. Русский космизм вводит космическое измерение в бытиё человеческого общества и его высшей ценности — творящей личности.

Нынешняя теория самоорганизации (синергетика) стоит на идее многовариантности эволюционных направлений и возможности выбора в точках разветвления этих направлений, причём сам этот выбор и будущий провидимый его результат, так сказать, «зов» будущего, формирует настоящее, сам тип развития, — как бы вводит предопределение в процесс. Так рефлекс высшей цели, необходимость которого постулировали все космисты, входит в современную науку.

В отличие от иных академиков, горделиво утверждавших чуть ли не законченность знания, говоривших об исчерпанности законов природы и тем самым отвергавших возможность появления принципиально новых знаний о мире, космисты ясно понимали всю бесконечность пути познания и всю неисчерпаемость бытия.

Космисты осознали, что наблюдаемые ими самими радикальные преобразования жизни знаменуют собой только самое начало великих изменений в человеческой истории, подобных Осевому времени. Но теперь начинается обратный процесс — сведения воедино фрагментарного знания. Возникла идея о синтезе науки, религии и искусства — как далёкая перспектива. Поначалу процесс синтеза должен охватить промежуточные целостности. Учёные-космисты отметили, что внутри науки со всей неизбежностью происходит антропологический поворот, прежнее жёсткое деление на научные дисциплины оказалось сдерживающим фактором. Рождался процесс, имеющий огромную важность: применение методов одних наук к другим и синтетическое объединение наук воедино.

Логика развития науки подтолкнула исследователей, и на стыке разных областей знания возникли новые направления. При этом впервые была осознана роль человека, проявлен интерес к его возможностям. Возник вопрос: что собой представляет существо, накопившее столь громадный потенциал? Важнейшая составляющая русского космизма — гуманистическая, то есть человеческая, которая в рамках глобального рассмотрения становится антропологической характеристикой явления. Речь идёт об особом предназначении разума, становлении его явлением сначала геологическим, а после в полной мере космическим. Вселенная изменится, если из неё исчезнет человек. А раз человек важен для вселенной, то велика его ответственность перед её эволюцией.

Перелом научного понимания Космоса совпал с одновременно идущим глубочайшим изменением наук о человеке. С одной стороны, эти науки соединились с науками о природе, с другой — их объект изменился. Этот перелом произошёл именно потому, что «человек охватил своей жизнью, своей культурой всю верхнюю оболочку планеты» (Вернадский). Из-за этого и оказалось невозможным по-прежнему ограничиваться специализацией при изучении природных явлений. Обобщённое мышление стало для человечества вопросом насущного выживания. Выстраивать стратегию поведения теперь можно, лишь учитывая взаимосвязь природных явлений.

«Всякое проявление... организма должно рассматриваться в связи с теми процессами, которые имеют место в окружающей организм среде... Автономных организмов, вне связи с Землёй, в природе реально не существует. И потому понимание жизненных проявлений организма единственно возможно лишь при условии совокупного изучения проявлений этого организма и его материальной локализации — Земли», — пишет Чижевский. В другом месте он уточняет: «Мы привыкли придерживаться грубого и узко антифилософского взгляда на жизнь как на результат случайной игры только земных сил. Это, конечно, неверно. Жизнь же, как мы видим, в значительно большей степени есть явление космическое, чем земное. Она создана воздействием творческой динамики Космоса на инертный материал Земли. Она живёт динамикой этих сил, и каждое биение органического пульса согласовано с биением космического сердца — этой грандиозной совокупности туманностей, звёзд, Солнца и планет».

Вернадский чеканно сформулировал основной постулат новой науки: «Научно понять — значит установить явление в рамки научной реальности — космоса».

Антропоцентризм прежней науки невозможен при изучении космоса и включении этого космоса в представления об окружающей человека среде. А это включение получается само собой, непроизвольно, потому что характеристики жизни согласуются с космическими законами и необходимы для целого. Без живого такого космоса бы не было, он не мог бы существовать.

«Первородным грехом» человеческой мысли назвал антропоцентризм академик Н.Г. Холодный, считая необходимой замену его антропокосмизмом. Выстраивается диалектическая триада: космоцентризм мифологического сознания — антропоцентризм научного сознания эпохи модерна — антропокосмизм как синтез человека Земли и космоса.

Мысли у космистов придаётся исключительное значение. Чижевский тоже пишет о том, что сознание, присущее человеку, явилось тем геологическим и геохимическим фактором, который внёс новые процессы в ход химических реакций Земли. Разум человека уже включён в процесс самоорганизации материи, и этот факт должен быть использован с предельной эффективностью.

Активная роль разума — не умозрительное положение, но природная закономерность, новый компонент эволюции планеты и всего космоса.

В далёком будущем, по словам Циолковского, миссия человека — быть садовником космогенеза. Так что «взрыв в научной мысли в XX столетии подготовлен всем прошлым биосферы и имеет глубочайшие корни в её строении. Он не может остановиться и пойти назад. Ноосфера — биосфера, переработанная научной мыслью, не есть кратковременное и преходящее геологическое явление. Процессы, подготовляемые миллиарды лет, не могут быть преходящими, не могут остановиться» (Вернадский).

Краеугольный принцип диалектики — «всё связано со всем» — наполняется в мировоззрении космистов самым практическим смыслом. Научные результаты, ими полученные, позволили не только умозрительно декларировать давно известные истины, но и на языке точных наук описать некоторые практические аспекты. Надо сказать, что современные работы в области эволюционики совершенно с другой стороны подбираются к тем же самым вопросам и к тем же трактовкам, хотя работают в ином семантическом поле.

Исключительно ответственное отношение к собственной жизни при понимании чудовищной цены, которая за неё заплачена, сознательное сотрудничество со вселенной, оказывающейся далеко не безразличной к судьбам человечества и зависимой от него, — вот гуманистический пафос, озвученный русскими космистами полвека назад. Рождалось новое, антропологическое понимание вселенной, чем-то напоминающее пантеистическую мифологию Древнего мира, но насыщенное научным анализом современности.

Гусеница превращается в бабочку, бутон — в розу, межзвёздный газ становится звёздами, расплавленные минералы — кристаллами. Будучи подобен остальным созданиям, человек тоже развивается по определённому внутреннему плану (в биологии это утвердил Л.С. Берг). Каждому из нас нужно пытаться выявить свой внутренний, изначальный план развития, свой замысел, цель своей жизни. И здесь понимание продлевалось во внутренний космос каждого человека и человечества в целом.

«Даже учитывая исключительное планетное явление человеческой мысли и сознания, как это вскрывает для нас геохимия, такое решение мировой загадки оставляет чувство неудовлетворённости. Из всех решений может быть наиболее глубокое решение метемпсихоза в её буддийском решении — с боготворчеством путём возвышения поколений — отдельных из них личностей — к сверхчеловеческому состоянию. Но это состояние, очевидно, и намечается с ходом планетного времени», — размышлял Вернадский.

«Потенциал человеческой фантазии неисчерпаем. Но совершенно невообразимо, какую энергию должна будет развить психика, чтобы приучить себя к бездонным просторам Космоса, к его черноте с колючими звёздами, к беспредельному одиночеству в нём», — предсказывал Чижевский. Н.К. Рерих: «Ясно одно, что эволюция повелительно устремляет человечество к нахождению тончайших энергий».

Нетрудно увидеть, на каком мощном фундаменте покоится творчество Ивана Антоновича Ефремова и насколько хорошо с ним согласуется. Но, используя литературные формы, в чём-то он пошёл дальше своих учителей. Он разработал грандиозную концепцию мироздания, которая напрямую увязана со структурами человеческой психики. Сегодня, когда открыто многое из архивов мыслителя, понятен круг его чтения и общения, его слова наливаются особой глубинной зрелостью. Можно оценить объём ефремовской мысли, её самобытность и при этом увязанность с традицией русского космизма и радикального гуманизма в целом.

Примечательным в плане резонанса идей является также учение Калачакры, чей специфический календарь представлен в «Часе Быка». Основа Калачакры — доктрина единства бытия, отождествление макро- и микрокосма. Внешние явления прямо увязываются с психофизикой, так что, изменяя себя, человек непосредственно изменяет мир. Согласно легенде, буддийский учитель Атиша принёс учение из Шамбалы в 1027 году. Нетрудно увидеть концептуальную общность Калачакры с наиболее радикальными идеями Ефремова. Сейчас сходными вопросами занимается квантовая психология.

Мы подходим к вопросу гендера в мире Ефремова. Вообще говоря, гендер принято переводить как социальный пол. Когда социальный и биологический пол диссонируют, не совпадают — после накопления некоего критического количества рождаются извращённые результаты в целом по обществу. Поэтому в гендерном самоопределении каждого человека важно радикально следовать гуманистически понятой природе двуполого (а не трёх-, четырёх- и т. д. полого) человека.

Ничего этого сейчас нет. Нет, потому что женщины захотели добиваться успеха в мире, построенном по мужским законам. А не менять мир по-женски. И это иссушает их, уничтожает их пол. Наша современная культура — это один огромный гермафродит. Извращённая женскость, забывшая шакти и потопившая в своём тамасе доблесть и мужество, бьющаяся в непонимании и ужасе одиночества. Гермафродит — ребёнок Гермеса и Афродиты. Гермес — это слово, игра, иллюзия. Афродита — любовь. Ещё эллины понимали, что сочетание любви с виртуалом даст нечто странное. Нам стоило бы чаще оглядываться. Весь мир утоплен в виртуальных играх с любовью... А ведь ещё древние греки предупреждали!

Женщина с Клинком вместо животворящей Чаши — и есть духовный гермафродит. А после гибели женственности гибнет — что вполне естественно — и мужской пол, утерявший в женщине своё чистое асимметричное отражение. Рождается богомерзкая толерастия постмодерна с десятком гендерных самоидентификаций, отрицающая весь диалектически организованный космос. Расплата за своеволие — утеря жизненной силы, равнодушие к жизни, фатальное отчуждение. Это страшно. Женщина, пытающаяся стать мужчиной и подтвердить этим изначально неверный (по отношению к осевой норме) фрейдистский постулат, становится чёрной дырой, уничтожающей мир. Жизни не на чем обосноваться, никто её больше не бережёт.

«Мифы — это события, которые никогда не случались, но постоянно происходят» (Саллюстий).

Процесс экзистенциального познания мира необходимо суметь понять как взаимодействие мужского и женского начал — и никак иначе. В этом и есть синтез гендера.

Идея не нова. Но никто не расшифровывает, в чём состоит познание через это взаимодействие — обычно ограничиваются смутными представлениями, что-де мужчина и женщина, держась за руки и делая друг другу реверансы, благодарят за то, что не мешают друг другу жить.

В итоге на это боятся даже смотреть, табуируют и разрывают целостность на Единое и гендерное, после чего ищут целое уже вне гендера. Единое тогда спасительно предстаёт абстрактным, выведенным за рамки конкретного действия, зато погружённым в марево деклараций и общих слов, в то время как диалектическая биполярность гендера и есть проявление Единого на нашем плане бытия. Обретение внутренней целостности называется индивидуацией, и она лишь усиливает гендер, рождая часто внезапное чистое притяжение полярности, с которой теперь можно начинать творческий танец взаимодействия. Только между мощными полюсами рождается вихрь притяжения-отталкивания.

Природа черновиков не пишет. За нарушение законов мира современный человек расплачивается жестоко. Но так было не всегда. Ефремов говорит о будущем, опираясь на прошлое. Из прошлого, несмотря на его инфернальность, он вытаскивает возможность светлого и здорового будущего.

Неолитическое общество Чаши, о котором уже шла речь, как и будущее Ефремова, было гармонически гендерно организовано. Можно вспомнить, что Афродита первоначально была женой Гефеста, но об этом в мифах сохранились лишь воспоминания. Уже во времена Гесиода об этом говорится в прошедшем времени. Мужем богини любви уже тысячи лет является Арес. Любовь ушла от мирного творческого труда и сочеталась с войной...

Но ведь были Афродита с Гефестом!

Ведь именно Чатал-Хююк и поселения, подобные ему, имел в виду писатель, когда писал о новой породе широкобёдрых женщин в условиях осёдлого земледелия. Именно это, кстати, дало положительный опыт вынашивания и рождения; именно это способствовало исчезновению жуткого невроза палеолита, возникшего в том числе из-за родовых травм, связанных с образом жизни и нерациональной физиологией. Открытия Грофа показали степень влияния перинатального периода развития человека на способ его взаимодействия с миром в течение всей жизни. При постоянном передвижении палеолитических племён неизбежно формировался более вытянутый, узкобёдрый тип женщин, а вынашивание столь же неизбежно подвергалось угнетению и существенно большим опасностям. Сложные роды при беременностях, полных превратностей, — внешнее условие для появления в массовом порядке людей с повышенной тревожностью. Её было необходимо заклинать фиктивно-демонстративной деятельностью, как то: создавать сложнейшую обрядовую структуру, отступление от которой ломало хиленький внутренний космос. Образно выражаясь, мы можем наблюдать в этих процессах эволюцию психологического скелета на стадии хитинового панциря, расположенного снаружи, а не внутри организма. Аналогии, отсылающие к номогенезу, догоняют нас в разном обличье.

Разумеется, это глобальное обобщение, и локальные флюктуации неизбежны. Но в целом картина такова. Был и второй, уже чисто психологический зажим. Сознание явилось фактором отрицания инстинктивной природы, и не только в формулировках абстрактной философии.

Зачерпнём времени.

Несколько миллиардов лет развития жизни на нашей планете происходили в рамках одних и тех же закономерностей. Вектор эволюции — движение ко всё большей свободе от внешней среды и постоянству внутренней среды. Такое постоянство позволяет живому существу жить в разных условиях. Пример: динозавры — пресмыкающиеся, они были не столь совершенны, как первые млекопитающие, несмотря на всю свою мощь. Резкое изменение климата привело к гибели динозавров, в то время как мелкие, ничем не примечательные внешне существа смогли выжить и породить всё современное разнообразие зверей.

Вторым вектором является постоянное усложнение нервной системы, которое неизбежно привело к появлению мозга, а после и человека. Именно поэтому изначально самые приспособленные к любым условиям существа — одноклеточные и вирусы — не остановились в своём развитии.

Эти два вектора направлены в разные стороны, и удерживать баланс, точку нуля между ними оказалось возможно только через невероятное разнообразие, разветвление эволюционного древа.

Поэтому эволюция жизни, проходящая через беспрестанный разрыв противоположными тенденциями, становится путём смерти и страдания, инферно. Всякий вид живых существ стремится лучше приспособиться к окружающим условиям, преуспеть. Если ему это удаётся, если приспособление очень успешно — это гарантия уничтожения вида при изменении внешних условий. Стоит пересохнуть болоту, как погибнут все лягушки. Зарастёт луг — погибнут мыши. Медведи и лоси не смогут жить на открытой местности, а гепарды — в горах. Даже человеку сложно сориентироваться в ситуации, где все вокруг говорят на другом языке, едят другую пищу, носят другую одежду, делают другие жесты, смеются и негодуют по другим поводам.

Каждый вид животного занимает определённую экологическую нишу. Ниша исчезает — исчезает и животное. Такова цена за великолепное, но узкое приспособление. Тело горного козла великолепно приспособлено для передвижения по наклонным и сыпучим неровным поверхностям, по камням. Антилопа или зебра сразу сорвётся в пропасть, переучить их нельзя — надо менять форму тела и врождённые инстинкты. Также и козерог никогда не сможет убежать от хищника на равнине. Охотничьи приёмы снежного барса, рыси, которая прыгает с деревьев на добычу, и львов — категорически разнятся. У каждого вида оказывается своё приспособление.

Но закрытая система аналогична водоёму без проточной воды или никогда не проветриваемому помещению. Она превращается в болото, в место, непригодное для жизни. То же самое мы можем наблюдать у замкнувшихся на себе и своём узком национализме народов, отдельных людей, отгородившихся от остального мира. Это универсальный принцип, развитие в такой системе невозможно, только — до поры до времени — консервация с медленным сползанием.

Человек появился на стыке ареалов, он не привязан жёстко к определённой экологической нише. Человек — открытая система. Его тело универсально, и платой за это стала его слабость и незащищённость в биологическом смысле. Он может бежать долго и быстро, но недостаточно быстро, чтобы убежать от степных хищников. Он может лазать по горам и деревьям, но обезьяны, рыси или козероги делают это лучше. У него хорошее зрение, но он не может, как орёл, увидеть мышь с 20 километров или, как антилопа, видеть почти панорамным образом — на 360 градусов. Он стоит прямо, и это даёт ему возможность увидеть опасность издалека, но этим же он открывает самое уязвимое место — живот — и теряет устойчивость. Руками без когтей он может совершать много мелких операций, но они в итоге становятся намного слабее ног и не могут остановить хищника.

Человек идеальное (для дальнейшего развития нервной системы и мозга и свободы от внешней среды) и оттого несовершенное (в каждой конкретной экологической нише) животное. Он появился на стыке противоречий — частного, тактического приспособления здесь и сейчас (а дальше — тупик развития) и общего, стратегического приспособления, дающего потенциал на будущее развитие, но создающего вначале серьёзные сложности. Минус часто оборачивается плюсом в будущем. «Тяжело в ученье — легко в бою» — эта пословица Суворова идеально подходит для любой подобной ситуации.

Многофункциональность приспособлений тела — значит незавершённость их, возможность надстраивать новые способности.

Поведение всякого животного жёстко задано чёткими внутренними программами — инстинктами. Инстинкты бывают врождёнными (безусловными) и приобретёнными (условными). Это первая сигнальная система. У человека инстинктивная (программная) база оказалась слаба. Человек постоянно сталкивался с принципиально различными, порой противоположными условиями, так как существовал в очень широком диапазоне климатических и природных зон, мог менять их в течение жизни. Когда в компьютере начинают реализовываться противоположные программы, он зависает. В жизни такое зависание означало бы быструю смерть.

Следовательно, стало необходимо выходить из положения иным образом. Креативность, то есть способность преодолеть неожиданное препятствие совершенно новым способом, и передача этой жизненно важной информации — личного опыта — стали решающим фактором. Креативность не успевала закрепляться на уровне инстинктов. Стало необходимо делиться новым опытом с подрастающим поколением. Когда животное играет с детёнышем, показывая приёмы охоты, оно лишь включает уже существующую программу. Когда человек пытается передать свой опыт, он делится тем, что не заложено в программную базу человека. Когда сталкивается с принципиально новым и находит решение — он творит новое, чего до этого не было никогда.

Так возникла необходимость в усиленном развитии коммуникативных навыков (речи). Этому же способствовали и длительная беспомощность человеческого ребёнка, необходимость общаться с ним, передавая накопленный опыт. Особое внимание к подрастающему поколению, забота о нём привели к закреплению общественного альтруизма, когда человеку важнее были интересы всей группы, нежели свои собственные — вплоть до подавления инстинкта самосохранения.

Речь — это признак появления сознания, то есть второй сигнальной системы, которой свойственно воображение, представление о времени, абстрактное мышление уровня, недоступного животному. Сознание — это уже надприродное образование, оно отражает биполярную природу (мир вокруг и мир бессознательного) в образных представлениях и слове. Возникает участок словно бы освещённого сознанием пространства. Возможность увидеть природу со стороны — значит, выделить себя из природы. Животное бессознательно, инстинктивно, оно целиком растворено в заданной от рождения программе существования. Для человека такой программы нет, и природа всякий раз выступает в новом обличье. Поэтому, чтобы выжить, необходимо от природы психологически дистанцироваться, увидеть со стороны все эти изменения, чтобы подстроиться под них.

Сознание подобно фонарю в тёмном лесу. Психика человека становится тоньше, чутче. Тени, обступающие небольшой светлый участок, кажутся демонами хаоса. Животное, если использовать эту метафору, полностью слепо, но ориентируется в темноте за счёт прекрасного слуха и обоняния, которое у человека не развито.

На основе специфически человеческого восприятия мира (в слове и воображении) возникает образ мира, с которым он отныне имеет дело. Так рождается Матрица, миф. Мир отделён от человека стеной его представлений о мире. Человек оказался раздвоен. Сознание отделяет человека от мира, но преодолеть его возвращением в природное состояние невозможно. В этом трагедия человеческого существования.

Таким образом, качественное отличие человека от животного — созданная им самим вторая реальность, то есть сознание и порождённая им культура, выражающая Матрицу тех или иных представлений. Целостность животного превращается в раздвоенность человека, осознавшего выделенность из природы и попытавшегося заглянуть в будущее. Всякое достижение имеет оборотную сторону. Человек только стал человеком и сразу же бросился отыгрывать обратно — через отрицание нового, через невроз железной ритуализации, призванной заменить уходящие программы инстинктов. Психологический регресс в дородовое состояние — до сих пор извечная опасность человечества как системы и каждого конкретного человека. На бытовом уровне это закреплено в поговорках типа: «Мама, роди меня обратно». Недаром Эвда Наль заострила внимание на том, что «никогда возвращение не достигает цели». Недаром выход на новую ступень понимания мира во всех культурах назывался вторым рождением — социальным и духовным.

В среде исследователей Ефремова родилась шутка. Под стилизованным изображением первобытного человека надпись: «Мы сознательно задерживаем развитие второй сигнальной системы». Это парафраз слов Эвды Наль о сознательной задержке развития третьей сигнальной системы в ЭВК. Но это лишь отчасти шутка. Через всю историю проходит отчаянное неприятие новых идей и фактов, не укладывающихся в привычные представления. И сегодня можно наблюдать точно такой же невроз неприятия внутрипсихических перемен со всеми особенностями того, первобытного этапа — например, по отношению ко всяким необычным способностям человека. Путём многословия и забалтывания очевидных фактов воспроизводится первобытный ритуал заклинания злого духа в месте разрыва собственного пси-космоса, в рамках которого человеку уютно. Вся история — в нас самих, поэтому история — вершина науки у Ефремова.

Важнейшая эволюционная часть человеческой психики — способность к саморефлексии. Фактически это отличает человека от животного. Саморефлексия — это очень непросто. Проще всего, разумеется, это делать в общении с другим человеком. Другой человек в этом плане является антропологическим зеркалом. Чем более этот человек продвинулся в своём внутреннем развитии, чем более в нём проявлено то, что Иван Антонович называл оптимальным сочетанием знаний и чувств, то есть мудростью, тем более наше отражение адекватно. Но оно ещё и непостоянно. Недаром Ефремов подчёркивает, что самое сложное в природе — человек. Сложнее всех головоломных задач творцов науки и искусства. Это действительно так, поскольку человек нов каждое мгновение. Что-то меняется, а мы порой лишь задним числом видим пороги, которые проходим, и в состоянии отрефлексировать вехи своего пути лишь спустя какое-то время. Конечно, это свидетельство слабости нашего общего эволюционного уровня. Нам неимоверно тяжело налаживать диалог даже с самыми близкими людьми, даже сами от себя мы чаще всего прячемся за системой внутренних зеркал и проекций. Сквозь сны доносятся до нас голоса из глубин нашего же естества, и мы склонны презрительно отбрасывать их как «мистику». Что говорит Гирин в своей знаменитой лекции? — Сознательная жизнь человека ничтожно мала по сравнению с бессознательной; так тонка земная кора рядом с магматическими глубинами Земли. Как им взаимодействовать?

Бессознательное всё время пытается разговаривать с нашим сознательным «Я». Оно нас не оставит, всегда будет предупреждать, поскольку схватывает целостно ситуацию вокруг. Если мы не слышим, не готовы находиться в состоянии диалога с самим собой, то оказываемся в ситуации расщеплённости, дуальности. Оказываемся в ситуации, когда нечто в нас самих, занимающее огромный объём, становится нам враждебно. Но при этом мы от него остаёмся зависимы. Наша зависимость от этого колоссального объёма никуда не девается. Необходимо налаживать взаимодействие, искать точку диалога.

Как Ефремов определяет здоровую личность? В «Лезвии бритвы» он пишет, что нормальный, здоровый человек — это человек с очень тонкой психической регулировкой, постоянно балансирующей на грани сознания и подсознания. В «Часе Быка» оказывается, что человеческая психика устроена аналогично всему мирозданию, и это принципиально для понимания философии Ефремова. Во-первых, это диалектика микро- и макрокосма; во-вторых — число объяснений всякого явления безгранично, пишет Ефремов, ссылаясь на Пуанкаре, поэтому надо уметь выбирать объяснения, перспективные для полноты человеческого счастья. Иван Антонович очень хорошо понимал взаимозависимость выводов науки и качеств познающего субъекта.

Многие выдающиеся мыслители последнего времени недаром ставят вопрос о душевной смерти человека. Фромм, Рерихи, де Сент-Экзюпери... Вот и Иван Антонович писал об уничтожении подлинного «Я» через самовозносящееся умствование, через погружение индивидуальности во власть рассудка с его языковым формализмом. Слово изначально магич-но, оно ткёт ткань реальности, в которой пребывает человек. Но слово — всегда форма, и это всегда иллюзия. Погружённый в иллюзию теряет душу.

Ефремов недаром пишет про то, что тяжесть восхождения прямо пропорциональна конечному достижению. В этом смысле инферно должно преодолеваться человеком, вышедшим за пределы законов грубой материи. Человек — наречённый строитель, творец. И внутри каждого из нас таится своё инферно, которое также необходимо вытаскивать наружу и преодолевать радостью знающего. «Не доверяю я сентиментальным гусеницам, которым мнится, что они влюблены в полёт. Мне нужно, чтобы гусеница пожрала самоё себя в пекле пересотворения. Нужно, чтобы ты пересёк свою пустыню» (Сент-Экзюпери). Радость знания — прежде это осознание того простого факта, что истинная структура мироздания — целостная беспредельность, а не сжатая воспалённая опухоль инферно. Инферно таится в зеркальном отражении сиюминутности, чем больше накапливается зеркального времени в отражении — тем ближе выход за пределы линейности. И если бы человек не отступал всякий раз, то давно вышел бы за пределы инфернальной зависимости — так как его психика отражает всю глубину и изменчивость природных процессов, и он готов вступать с природой в диалог равных. Пока — лишь потенциально.

У Ефремова одушевлён не только человек, но и космос, и одушевлён очень специфическим образом — Великим Кольцом. Сейчас много говорят о диалоге культур. Ефремов пишет о диалоге ноосфер. Ноосфера Земли, единой, цельной, объединённой Земли вдруг начинает рефлексировать самоё себя! Необходимость этого постулируется имплицитно. Другой как зеркало. Раз мы говорим о бессознательном отдельного человека, которое влито в океан коллективного бессознательного, то можем говорить и о коллективном сознании человечества — это и будет важнейший элемент ноосферы. Тут и уровни зеркал: человек напротив — иная культура — инопланетная цивилизация.

Ефремов много пишет о подлинном взаимодействии между мужчиной и женщиной. Ефремовский космос биполярен, по сути дела — гендерно ориентирован. Это очень сложная перепластованная спиральная структура; Вселенная — Антивселенная. Светлый мир Шакти, в котором мы живём все; Тамас — мир энтропии, остановки всяческого движения. Но что-то происходит и там. Эти миры связаны, они не существуют в отрыве один от другого. Есть связь, сложная, нелинейная, через квазары, коллапс звёзд, через чёрные дыры. Энергия взаимопроникает. Что лежит между Шакти и Тамасом? — Возможность мгновенного перемещения, нуль-пространство.

Здесь мы возвращаемся к такому показательному антропологическому моменту, как отличие между европейской и индийской математикой: в Европе не было нуля. Латинские цифры для этого не предназначены.

Европа находилась под властью идеи так называемого онтологического дуализма, когда мир расщеплён на две крайности, никак друг с другом не связанные. Это ещё манихейская философская традиция (недаром Ефремов упоминает манихейство), и в христианском богословии за долгие века борьбы с манихейством выработалась попытка преодолеть её: Бог и человек в христианстве не связаны ничем, кроме милости Божией. На практике дуализм пронизывал все сферы жизни европейского человека. И отношение к нулю как к чему-то отвратительному и непристойному долго преследовало европейское сознание. Арабское слово, обозначающее нуль — «сыфр», — несколько веков было ругательством. Пустота, ничто — в этом для европейца таилось нечто сатанинское. Прямолинейное бесконечное увеличение количества — вот математически выраженная европейская идея прогресса, а также накопления духовной благодати и приближения к недостижимой величине — бесконечности, Богу. Однако так как в рамках бесконечности любая конечная величина стремится к исчезновению, то приближение к Богу всегда может оказаться фиктивным и оставляет сомнение и тревогу.

В Индии изобрели нуль1. Арабы это изобретение быстро подхватили, когда завоевали пол-Индии. Арабы были очень смышлёные и активно пользовались чужими изобретениями. В Китае не было числовой записи нуля (в Индокитае была), но существовала такая интересная категория, которая вполне может быть к нему отнесена. Основу китайской философии составляет качание и вечное перемещение Инь-Ян, двух полюсов мира: пассивности и активности, на балансе которых находится путь каждого из нас в этом мире, то есть Дао2.

Таким образом, изобретённое Ефремовым нуль-пространство является космологическим Дао, космологическим нулём, соединяющим совершенно разные полярности.

Последствия для принятия идеи нуля были для восточного сознания колоссальны. Если истина в нуле, а микрокосм есть макрокосм, то любая часть нуля является нулём же. Человек, входя в это состояние, становится равен Вселенной и гипотетически может стяжать всю её мощь. Он, находясь в покое, становится центром спирального мироздания, закручивает вокруг себя ураган сил. Если мы выбираем европейскую парадигму познания, то идём путём наращивания вокруг себя бесконечного количества протезов, без которых сейчас никто из нас существовать не может. Объединить эти пути — задача далёкого будущего. Сейчас для нас актуально, что эта задача — наша с вами внутрипсихическая задача, потому что если мы не постараемся найти единство внутри себя, то у нас не будет почвы, не будет оснований, чтобы найти это единство в окружающей Вселенной.

Необходимо оговориться. Математика родилась именно как философия в знаках и была сакральна. Нуль придумали философы. Говорить о нуле как о не имеющем протяжённости можно для математики, но не для гуманитаристики, где также существуют зоны перегибов, но они составляют немало времени по часам непосредственных участников. Например, исторически внезапно появляются на мировой арене все этносы. Вот их нет, а через 100—200 лет они уже захватили пол-мира. Но всегда есть нулевой, пренатальный, инкубационный период, не замечать который — просто отказываться понимать причины происходящего и остановиться на описании внешних событий и внешних связей — то есть без генетической критики. В лучшем случае тогда перечисляется ряд внешних, социально-экономических и политических факторов, всё объясняющих якобы, но по факту их всегда недостаточно. Надо заглянуть вглубь, понять внутреннюю программу развития. Это уже мифология, историческая психология и антропология. Аналогия с трансперсональной психологией и медициной тут почти полная.

Для западной цивилизации является открытием последнего полувека тот факт, что у ещё не рождённого человека есть своя психология, в то время как на Востоке порой даже практикуется такая вещь, как уговоры ребёнка не развиваться и не рождаться, если условия проживания обещают быть невыносимыми. Это вообще абсолютно иной мир и иная каузальность. И нуль там — зона самого мощного взаимодействия. Ведь идея восточной медицины и боевых искусств с их акупунктурными точками, энергетическими меридианами и слоями пульсов тоже невозможна без идеи нуля в том или ином виде.

В «Часе Быка» говорится о методике косых (геликоидальных) врезов в равновесные системы противоположных сил. Речь не только об исследовании, но и о воздействии. Можно понять это как обязательное исследование всякого факта в контексте системы (аксиома космизма и диалектики). Косой врез означает учитывание живой иерархической связи, преодоление идеи равенства как математического тождества, но также и асимметрию, придаваемую временем. Ответ не должен быть абсолютно симметричен вопросу, потому что тогда диалог окажется формально исчерпан, едва начавшись, и схлопнется, а содержательно — и не начнётся вовсе, так как сложная нелинейная система не замирает, она ежемгновенно меняет конфигурации элементов и сущностно верный ответ во времени будет меняться, а формально верный — приведёт к ошибке. До определённого момента можно редуцировать, создавая модели с простыми обратными связями (например, действие равно противодействию), но подлинное решение проблемы — это всегда выход за пределы качающегося маятника, бинарности. Превышение полномочий вмешательства как утеря меры при действии, основанном на формальном моделировании, — суть Стрелы Аримана. Время меняет параметры, всякая проблема должна решаться не абстрактно, будучи изолирована от реальности в сознании субъекта действия, но в самой жизни. И это будет отражением высшей структуры макрокосма — системы Шакти/Тамас, которая также нелинейна.

Инверсия ефремовских образов, возможность философски плодотворно понимать литературные метафоры раскрывает огромный исследовательский и читательский потенциал. Получается, глядя на череду испытаний, которые проходят герои во внешнем мире, во многом мы можем переложить эти закономерности на свой внутренний мир. Фактически это те испытания, которые все мы должны проходить и проходим с той или иной степенью успешности во внутренних ландшафтах своей души.

Говоря, может быть, не вполне корректно, просто заостряя на этом внимание — для ясности точек и траекторий притяжения (аттракторов), — романы Ефремова являются своего рода трансперсональными путеводителями по нашим собственным судьбам. Проводниками, аналогичными тибетской или египетской Книге Мёртвых. Только в данном случае это Книга Живых.

Нетривиальный взгляд на проблему зачастую таит в себе значительный потенциал. Читая Ефремова, нам стоит держать в уме взаимоувязанность совершенно разных компонентов его творчества. Разных настолько, что, казалось бы, и не соединимых. Тем не менее силой своего слова, силой самой своей личности он их сплавлял, синтезировал.

Ефремовские поиски красоты как наиболее яркого выражения его антропологического интереса фактически являются поисками нуль-пространства для эстетики. Между безднами фотографического реализма, ничего не отражающего, сухого, бездушного позитивизма, и расплывающимися надуманными категориями постмодерна — как найти эту меру? Она непостоянна, скользит, как лунный луч на поверхности моря. В слове не найти меру конкретного действия. Философский анализ помогает понять общее, а для перекодирования его на язык поступка и выстраивания судьбы необходима сердечная интуиция. Мудрость.

Неизбежно с красотой связано чувство любви.

Дремучее невежество в этой области нынче столь велико, что впору вести речь о гигантской гуманитарной катастрофе. При этом отнюдь не стоит идеализировать старшие поколения. Из хорошего вдруг, откуда ни возьмись, плохое не появляется. Всему есть основания, причины. Важно понимать их, чтобы осознанно менять следствия. «Карму сознательно исправляет для себя мудрец» — так сказал Витаркананда. Но карма планеты довлеет над ним, и её исправление — общее дело землян.

Сейчас нам с детства навязывают мысль, рождённую в недрах западной цивилизации и концептуально выраженную в романтизме: любовь, во-первых, слепа; во-вторых, отчуждена от человека — в том смысле, что она человеку не помогает, а мешает, приводит его к жизненным катастрофам, поэтому зачастую её необходимо преодолевать. Она эгоистична. В школьной литературе гениальными произведениями о любви чаще всего называют цикл рассказов Бунина «Тёмные аллеи» и купринский «Гранатовый браслет». В них — торжество тёмных страстей, перверсий, слепых и катастрофических привязанностей, ведущих к смерти.

Вечно так продолжаться не может, должен быть перейдён рубеж, когда произойдёт интеграция современного рассыпанного человека в целостное «Я», и оно будет связано со всеми слоями собственной психики, открыто миру. Ефремовское понимание любви концептуально противостоит инерции инфернальной культуры. Любовь — высшее знание и высшая радость. Любовь — свидетель беспредельности.

Как и всё в нашей Вселенной, любовь вырастает вместе с душой человека. Первоначально это тёмная страсть, которая осветляется длительным эволюционным путём, начинает изливать свет, но отражённый, подобно Луне. Тёмная сторона её (выражаемая через ревность) ставится под контроль, после — изживается. Остаётся радость сексуальной страсти. Но высшая любовь находится за пределами страсти как таковой, подобно тому как потенциал человека должен преодолеть инфернальные законы живой природы. Это Солнце, у которого не может быть тени. Выход в любви за пределы биологии в несовершенном мире реализуется через жертву. Таков путь всякого совершенствования: шаг вперёд, девять десятых назад.

В «Часе Быка» устами Вир Норина излагается замечательная идея: никогда нам не выйти в большой космос, пока не допустим внутри себя беспредельность. Мы не поймём беспредельность мира, пока внутри нас конечность, закапсулированность. Мы во внешний мир транслируем свой внутренний опыт. Вир Норин поражает тормансианских учёных, которые убеждены, что эти вещи никак не связаны, что психологические установки учёного — вообще табуированная тема, не подлежащая обсуждению, дескать, это его личное дело, а вот то, что он делает в науке, — это дело общественное, и это они готовы обсуждать.

Здесь видятся корни отношения к науке, корни онтологической диалектики ефремовского будущего. Страсть Запада к «объективности» доводит любое исследование до такой стерильности, что всё живое загибается, разъятое на фрагменты в полной уверенности, что целое есть механическая сумма частей. И это проявляется во всех сторонах жизни.

Каждый миф несёт потенциалы плодотворного воплощения. Но он же ставит и жёсткие блоки на пути познания. Миф античности не мог выйти к идее промышленности, поэтому паровой двигатель, изобретённый в I веке Героном Александрийским, так и остался игрушкой. Миф даосско-конфуцианский не позволял планомерно думать над созданием сопромата — ради огнестрельного оружия. Мезоамериканский миф не позволил просто перебить отряд Кортеса в джунглях — необходимо было прежде взять в плен лошадей и принести их в жертву. Понадобился миф протестантизма, чтобы зажатое в ужасе человеческое сознание заметалось в панике, ища способ заглушить страшнейшую экзистенциальную тоску от разрывов и блоков в структуре бессознательного. И заглушало её в сумасшедшей деятельности, приведшей к промышленной революции и всему современному миру.

В этом диалектика истории, процессы перестройки сознания и структуры ноосферы.

Сейчас иное время и возникают иные, особые требования. Наука 100 лет учится рефлексировать самоё себя. И это не прихоть — это неизбежность, без которой нам не жить. Поэтому современная наука постулирует вещи, невозможные для классической парадигмы. Но наука сама по себе — это абстракция. Есть конкретные люди, которые или проходят испытание переменами, или нет. Исследователь обязан рефлексировать свой миф и пытаться ослабить его воздействие на свои установки. Он их вообще может использовать, как актёр, надевая и снимая. Они ему принадлежат, а не он им. Иначе мы имеем дело с Матрицей, которая захватывает в плен сознание человека и живёт его энергией, словно паразит. Человеку-то это зачем?

Ситуация хорошо описывается концепцией психосинтеза, когда та или иная субличность начинает диктовать высшему «Я» линию поведения. Маркс эти вещи тоже очень хорошо понимал, когда написал, что идеология — ложная форма сознания. Его тоже интересовала чистая практика3.

Необходимо рефлексировать горизонты мифа, границы применимости. И одеваться по погоде. Нет субъекта, нет объекта на линии перегиба; Атман есть Брахман...

Связь между Шакти и Тамасом, Инь и Ян, сознанием и подсознанием — зыбкая и неустойчивая. Недаром всем известный восточный символ — дельфинята, которые друг вокруг друга кружатся, — волнообразен. Путь нелинеен. Поэтому даже нуль-пространство нелинейно, скручено, подобно слоям Тамаса и Шакти. Прямой Луч у Ефремова не абсолютен, потому что он не даёт полного выхода за пределы подчинённости законам этого мира. Мыслитель это понимал, поэтому расставлял вехи перспективного исследования.

Между Шакти и Тамасом происходит активный обмен энергиями: стекание энергии в воронки чёрных дыр как осаживание в подсознание опыта жизненного пути, квазары как полные энергии архетипы, побуждающие к действию. Интересно наблюдать, как пограничье в разных системах является порталом в иные реальности.

В Агни Йоге воспроизводящийся на различных уровнях организации материи фрактальный образ спирального кружения и есть внешнее выражение ритма пульсации Космического Магнита — сердца мира и одновременно его источника. У Ефремова Шакти и Тамас тоже закручены в спираль, слоями, на всех уровнях. Тамас тут эквивалент юнговской Тени.

В психологии ЭВР важно преодолеть анимальную, теневую сущность психики — так же как много раньше в «Туманности Андромеды» океаны очищаются от кровожадных хищников. Океан — это не только буквально понятая экосистема. Ефремову целью был прежде всего человек, и его художественные приёмы сообразны цели. Океан — символическое отображение бессознательного.

Это суть различные проявления морфологически единого подхода. Тут мы видим сочетание идей света, вскипающего огнём и концентрирующегося в лазерный луч, и идеи прозрачности, понимаемой как безопасность и открытость информации. Огонь очищает и оживляет. Недаром звездолёт Прямого Луча называется «Тёмное Пламя». Он выполняет очистительную функцию на Тормансе и одновременно идёт по границе светлого и тёмного миров. По этим же причинам оказывается на определённом этапе становления необходимой деятельность Серых Ангелов — это внутрисистемная попытка терапии, в то время как «Тёмное Пламя» — эмиссар сверхсистемы.

Тень-Тамас должна быть выведена под свет сознания не только интровертно, но и экстравертно. Проникновение в Тамас и освоение его неизбежно. Можно сказать, это крайняя точка техно-гуманитарного баланса. Попытка освоения может быть катастрофична, пока анимальная сущность не преодолена полностью. Недаром в хронологии ефремовского мира стоит странная пауза почти в 500 лет между временем проведения Тибетского опыта и полётом первого ЗПЛ. Дело не в технологиях, дело в той же максиме, что используется в ЭВК относительно третьей сигнальной системы, — она притормаживается искусственно, чтобы люди не сгорали от избыточной эйдетики. Ефремов писал о мудрости и умении ждать или выбирать другой путь, не ломиться прямолинейно. Получается, что проект ЗПЛ потребовал уравновесить новую сверхтехнологию соответствующим человеческим фактором — то есть активным массовым включением Способностей Прямого Луча (СПЛ), что резко делать было нельзя.

В итоге всё шло своим чередом, по дао-ориентированному принципу: время не уходит, время приходит. Техно-гумани-тарный баланс был успешно соблюдён. Но переход на новый этап тут же породил новый вызов — Тамас.

И снова стало необходимо совершить следующий шаг в развитии самого человека — до-трансмутировать остатки линейного, поверхностного восприятия мироздания. В ЭВР идёт осознанное противостояние анимальной сущности и безграничья ноосферы вселенной. Фактически речь идёт о последнем бастионе Матрицы.

Человек, преодолевший Матрицу, — бодхисатва, он вне Тени, её в нём вообще нет. И его внимание — это уже не луч избирательного внимания, рождающий тень, но сфера света, не имеющая жёсткой привязки к координатам пространства и времени. Это квантовый мир, выведенный на макроуровень.

Люди без внутренней Тени словно из планет становятся звёздами, источниками непрерывного света, для Земли это Махатмы. Сама рефлексия для таких людей-звёзд будет не хватательной, аналитической, а обнимательной, континуальной. Точка зрения атомарного «Я» уступит место дуге или сфере зрения соборного «Мы». Это Чаша и Клинок, переложенные в иную систему. Мы снова приходим к гендеру и наступающей эпохе Матери Мира. Следует отметить, что для Торманса эту роль сыграли люди, ещё обусловленные внешним физическим пространством-временем и лишь находящиеся в процессе его преодоления. Данная тема детально рассмотрена в работе современной исследовательницы Е.Б. Егоровой4.

Тамас — последняя загадка человечества Земли, всего Великого Кольца. Все, кто осваивает Тамас, — Махатмы. И они покидают Великое Кольцо — чтобы осуществлять дальнейшую эволюцию в Великой Спирали. Поэтому никто из сверхцивилизаций не использует ЗПЛ до Тибетского опыта и не прилетает на Землю. Разумеется, существует некий «нулевой» зазор, и какое-то время такие контакты происходят, но без явного нарушения техно-гуманитарного баланса.

В астрологии, интерес к которой был у Ефремова не случаен, есть представление о самопознании как прохождении светлой и тёмной стороны Луны, Селены и Лилит. Луна символизирует женское начало. Тёмная сторона — Лилит — невидимая, не выведенная на свет сознания, и потому разрушительная.

Человек, пройдя до конца тёмную сторону Луны как внутри себя (Тень), так и снаружи (Тамас), завершает Кольцо и размыкает его. Потому и названо так Великое Кольцо, что необходимо сделать в познании этот круг и разомкнуть его, выйти за пределы света и тени и уйти в духовный ультрафиолет лучистого человечества.

Тамас — это ведь ещё и женщина. Эпоха женщины должна реализовать себя полностью — объять абсолютные глубины женщины, осветлить их, сделать осознанными. Вот в чём значение освоения Тамаса. Вот какова диалектика подступов к этой корневой для земного человечества загадке.

Е.И. Рерих писала, что на плане высшем не мужчина, но женщина психически оплодотворяет мужчину, являясь активным началом. Прямая параллель проводится к необычному на первый взгляд утверждению Ефремова об активности женского начала. Ведь активная Шакти — это ян рядом с инертным Тамасом, но это ещё и женщина. Чистая, янская противоположность тамаса в индуизме — раджас, а вовсе не шакти. Такие вещи случайно не пишутся. Ефремову важно было подчеркнуть женственность вселенной. Скорее речь идёт о том, что Единое тело Шакти/Тамаса — сознание и бессознательное женщины. Ефремовская вселенная имеет пол, и есть она София Премудрая, гипотетическая четвёртая ипостась в трудах последователей исихазма — имяславцев Серебряного века. Свидетельств того, что Ефремов активно интересовался православной философией, нет, но знаменитую книгу Роберта Грейвса «Белая Богиня» он читал с пристальным вниманием. Все позднейшие представления о божественной женскости — развитие идеи Великой Богини матрицентрических цивилизаций. Сейчас широко доступны работы выдающейся археологини Марии Гимбутас.

Ефремов не одинок в интуиции женственного характера нашей вселенной. Интересное сопоставление существует в творчестве замечательного фантаста В.В. Головачёва. В романе «Посланник», построенном по мотивам «Розы Мира» Даниила Андреева, Веер Миров (Роза Мира) — Шаданакар — тоже женщина.

Неумолимая философская логика подводит нас к выводам, которые в открытом виде нигде Ефремов не прописывал, но которые с неизбежностью вытекают из всего строя авторской мысли, словно белые пятна в таблице философских элементов. Человек как микрокосм выступает тоже как носитель этой оппозиционной диады: сознание — подсознание. Соответственно, в силах человека оставить себя в расщеплённом, дуалистическом состоянии, лишённом связей между сознанием и подсознанием, либо же найти мост связи, обрести целостность. Во вселенной этот мостик представляет собой нуль-пространство, лезвие диалектического синтеза.

Ефремовская антропология автоматически предполагает способности Прямого Луча, сверхсознание как синтез в оппозиции: инстинкт — интеллект. И самым большим даром он полагает большую любовь. Любовь тут выступает непременным условием и атрибутом истинного знания, в отличие от современного понимания любви как ослепляющей, эгоистической и роковой силы. Таковы же и поиски неуловимой, но явственной красоты как наивысшей целесообразности в эстетике и этике, которые категориально соответствуют форме и содержанию.

Подведём итоги.

Нуль-пространство — ось мира, аналог мужчины, вокруг которого женщина-вселенная ведёт свой тантрический танец. Летающие внутри женщины анамезонные звездолёты имеют мужскую форму. Входящие в мужское пространство ЗПЛ — форму женскую (исходя из этого, кстати, можно предположить, что спиралодиск из галактики Туманность Андромеды является потерпевшим крушение ЗПЛ).

Женщина — пространство, символически выражаемое через мандалу — сакральное изображение вселенной в восточной философии. Мужчина-время только тогда вступает с ней в плодотворное взаимодействие, когда входит в сердцевину — в центр мандалы, в точку стяжения всех энергий. Глаз урагана. Пустое для заполнения пространство. Нуль-пространство. То есть ЗПЛ — ещё и обживание вселенной самой себя, включение энергии анимуса. ЗПЛ и СПЛ актуализируют анимус Софии — Матери Мира. Осветляют его, что является моментом вселенской индивидуации, необходимой перед освоением и осветлением Тамаса. Эра Водолея, начавшаяся только что и заканчивающаяся во время действия «Часа Быка», должна смениться янской Эрой Козерога, и это может означать как раз вышеописанный процесс. Вероятно, к концу Эры Козерога должен произойти квантовый переход за пределы биологии. К состоянию космотворчества, зашифрованному в посланиях из центра Галактики.

Неполнота определений такого рода и их взаимоперетекание совершенно неизбежны, потому что слово пытается схватить и определить, сфотографировать положение вещей и процессов. Это его функция и наша беда и слава. В этом корпускулярно-волновой дуализм — именно дуализм — сказанного слова. Противоположности конвертируются одна в другую столь же быстро, как подъём и опускание волны, которые лишь стороны одного процесса движения масс воды.

Недаром Ефремов пишет о ненужности сверхтщательных определений. Во времени они превращаются в описание своей изначальной противоположности. Поэтому диалектика предельно конкретна, в этом её сложность, зависимость от использующего её силу человека и... вечное неувядание.

Вероятно, сейчас, полагая наше время во многом переломным, можно гипотетически вести речь о нарождении нового блока архетипов, на базе которых созреют люди ЭВК и ЭВР. Это фантастическое допущение оказывается необходимо для исследования путей становления ефремовского человечества. Подобно тому, как космизм и диалектика стали эпифеноменами, порождёнными первобытной архетипикой, на их основе должны сформироваться возможности выхода за рамки отструктурированного в сознании пространства-времени — к СПЛ и ЗПЛ. Например:

Архетип Звезды, выражаемый через образы: путеводной звезды, аттрактора, сияющих глаз, светящейся ауры, пылающего солнца;

Архетип Прямого Луча, выражаемый через меч-кладенец, лазерный луч, стрелу в полёте, мгновенную мысль в познании, ракету, фаллос;

Архетип Спирали, выражаемый через чашу (Грааль?), галактику, чёрную дыру, деторождение и смерть как порталы перехода, сердце, цветок, мандалу.

Примечания

1. Майя изобрели нуль самостоятельно, у них даже месяц начинался с нулевого дня. Именно майянская числовая запись нуля самая древняя и датируется I веком до н. э., в то время как дальневосточные аналоги появились на семь-восемь веков позже.

2. Интересно, что во многих восточных календарях есть нулевой год, в то время как в юлианском и григорианском его нет.

3. Любопытно, что Фромм давал читать Маркса учёным буддистам, и они, не зная автора, дали однозначное заключение — это дзен.

4. Егорова Е.Б. Этика и эволюция // Сверхновая. 2011. № 43—44. С. 228—237.

Видеозапись доклада Е.Б. Егоровой «Этика будущего и эволюция человечества» на IV Ефремовских чтениях-фестивале (Москва). — http://video.yandex.ru/users/helenrokken/view/3/?cauthor=noogen&cid=3#

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

На правах рекламы:

https://publishernews.ru/NewsAM/NewsAMShow.asp?ID=791