«Молодая гвардия». 1982. № 4. С. 237—245.
В разные годы автору этих строк посчастливилось беседовать с крупнейшими писателями-фантастами мира. И каждому из них в числе прочих задавался такой вопрос: «Какая из проблем будущего человеческого общежития представляется Вам наиболее существенной?» Ответы, естественно, были самые разнообразные.
Станислав Лем (Польша): «Проблема переработки информации. Если раньше, к примеру, в средневековье, кругозор хорошо образованного человека ограничивался десятком-другим книг, то теперь ежедневно в мире появляются тысячи и тысячи новых публикаций. Как справиться с этим наваливающимся снежным комом информации? Пока неизвестно».
Комацу Саке (Япония): «Освоение безбрежных океанских просторов. Лишь океан позволит непрерывно умножающемуся человечеству решить проблему нехватки продуктов питания, избавит от скученности населения в городах-спрутах (путем создания искусственных островов в океане)».
Фредерик Пол (США): «Добыча и переработка полезных ископаемых на других планетах Солнечной системы. Без такой «подмоги» со стороны нас всех ждет оскудение материальных и энергетических запасов».
Павел Вежинов (Болгария): «Загрязнение окружающей среды. При теперешних темпах рубки лесов, осушения болот, с одной стороны, и роста промышленных отходов, в том числе и ядовитых, с другой, вполне возможно, что вся Земля превратится в гигантскую свалку мусора. Решать эту проблему следует уже сейчас, а не в отдаленном будущем».
На фоне этих ответов — самих по себе злободневных и интересных — ответ Ивана Антоновича Ефремова, помнится, поразил своей краткостью: «Главная проблема — свободы и долга в любви».
Как? Неужто жизнь сердца, чувственное влечение может быть важнее глобальных вопросов, решаемых наукой, обществом? И лишь теперь, десять лет спустя после смерти Ефремова, вновь и вновь перечитывая все созданное им, понимаешь глубокий диалектический смысл его ответа. Именно между свободой и долгом в любви выбирают герои «Туманности Андромеды», социально-фантастического романа о временах далекого будущего. Коммунистическое общество, в котором они живут, давно уже решило и вопросы переработки информации, и экологии, и заселения океана. Но вечный выбор в любви — будь то любовь к женщине, женщине-матери, матери-Земле, праматери-Вселенной, волнует их, как и каждого из нас.
Для Ефремова — человека энциклопедических знаний, философа, историка, палеонтолога, путешественника в пространстве и времени — понятие любви было неразрывно связано с утверждением гармонии, с торжеством красоты. Как бы развивая знаменитую фразу Ф.М. Достоевского о том, что красота спасет мир, он писал: «Красота — вот светозарный мост в будущее, по которому художник-фантаст должен совершать свои странствия в грядущие времена. Его призвание — по крупице, по зернышку собирать все то прекрасное, что рассеяно ныне в нашей жизни, по лику нашей планеты; собирать, обобщать концентрировать, памятуя о героической симфонии завтрашнего дня. Изображение будущего — это колоссальный труд собирания красоты. Из окружающего нас космоса. Из души человеческой. Из отражений солнца на воде. Из звезд, из облаков». И потому грядущее для него — обитель красоты, торжество социальной гармонии и справедливости.
Когда же возникло в нем стремление запечатлеть красоту мира в художественных образах? Может быть еще в детстве, когда он зачитывался романами Жюля Верна, «Копями царя Соломона» и «Дочерью Монтесумы» Генри Хаггарда или «Борьбой за огонь» Рони-Старшего? Или когда после окончания петроградской мореходки он бороздил Тихий океан, вглядываясь в криптограммы звезд? Или позднее, в многотрудных странствованиях с палеонтологическими и геологическими экспедициями по Якутии, Средней Азии, Монголии, Китаю? Или когда в выжженной пустыне раскапывал кладбище динозавров? Несомненно одно: без этих плаваний и странствований не было бы ни Ефремова-ученого, ни Ефремова-литератора.
В литературу он пришел довольно поздно, лет под сорок. К этому времени он был уже доктором биологических наук, основателем новой науки тафономии, возникшей на стыке геологии и палеонтологии. Первые же рассказы (они публиковались в 1944 и 1945 гг.) сделали имя Ефремова знаменитым. Воображение будоражили уже сами названия: «Голец Подлунный», «Встреча над Тускаророй», «Обсерватория Нур-и-Дешт», «Бухта Радужных Струй», «Белый Рог». Герои сталкивались с необыкновенными явлениями природы, высказывали невероятные по тем временам догадки и предположения. Пройдут годы — и многое, многое из этих научных прогнозов оправдается самым непосредственным образом. Геологи найдут в Якутии месторождение алмазов именно там, где происходит действие — в «Алмазной трубе». Точно так же на Алтае откроют ртутное месторождение («Озеро Горных Духов»). Фантастическое предположение о существовании в Сибири пещеры с рисунками африканских животных и бивнями слонов воплотится в явь после открытия Каповой пещеры в Башкирии. На дне океанов обнаружат полезные ископаемые («Атолл Факаофо».) А создатель практической голографии лауреат Ленинской премии, член-корреспондент АН СССР Юрий Денисюк признается в одном из своих выступлений: «С дерзостью, свойственной молодости, я решил придумать себе интересную тематику, взявшись за какую-то большую, стоящую на грани возможности оптики задачу. И тут в памяти выплыл полузабытый научно-фантастический рассказ И. Ефремова: производя раскопки, палеонтологи находят старинную плиту, над которой парит в воздухе объемный портрет пришельца из чужого мира, погибшего миллионы лет тому назад.
...Я не только не отрицаю своеобразное участие И. Ефремова в моей работе, но подтверждаю его с удовольствием. Меня всегда поражала какая-то сверхъестественная способность художников слова предвидеть столь образно».
Способность Ивана Ефремова проецировать в будущее проблеме науки, находившиеся еще в зачаточном состоянии, и поныне ставит многих в тупик. В чем тайна этого феномена? На этот счет не раз высказывались самые необычные предположения. А ответ — единственно правильный! — один. Интуиция ученого и воображение фантаста — вот два могучих крыла, воздымавших ефремовскую фантазию в полет над триединством времен: прошлым, настоящим, будущим. Но и фантазия, и интуиция покоились на прочной основе воистину всеобъемлющих знаний, будь то космонавтика или звездная астрономия, медицина или ботаника, история или психология, живопись или музыка.
Вот один из ранних рассказов — «Звездные корабли». ...Подобно необозримому колесу вращается Млечный путь — наша Галактика, где среди прочих бесчисленных звезд и черной, остывшей материи летит земное Солнце. Давным-давно, в меловом периоде, наша планетная система сблизилась на краткий миг с другой такой же системой, населенной мыслящими существами, и они в поисках энергетических запасов посетили Землю. В ту пору в глубинах земной коры шел интенсивный распад сверхтяжелых элементов и в некоторых горных местностях наружу прорывалось сильное излучение, убивая все живое. Так, в частности, погибли динозавры, а вместе с ними случайно один из пришельцев...
Таков сюжет рассказа, своей масштабностью, кстати, вполне подходящий для романа. Но сюжет для Ефремова — это лишь повод расстелить прихотливый узор размышлений о единстве форм жизни во Вселенной. Подобно Карлу Линнею или Чарльзу Дарвину, он классифицирует живую природу. Но не Земли, а всей Вселенной. И делает поразительный вывод: повсеместно существа мыслящие должны иметь сходный облик. Разум — это не говорящие кристаллы, одушевленная плесень или облака. Единственный носитель разума — гомо сапиенс, человек разумный. Мы согласились на том, что вещества, слагающие организм, использованы не случайно, а в силу своей распространенности и химических свойств, — размышляет один из героев рассказа, профессор Шатров. Мы согласились также, что планета, наиболее пригодная для жизни в любой планетной системе, должна быть сходна с нашей Землей... Следовательно, вопрос в основных путях эволюции, создающих мыслящее существо. Каково оно?
...Мыслящее животное должно быть позвоночным, иметь голову и быть величиной примерно с нас. Все черты человека не случайны... Между враждебными жизни силами Космоса есть лишь узкие коридоры, которые использует жизнь, и эти коридоры строго определяют ее облик».
Можно сказать без преувеличения, что «Звездные корабли» положили начало советской космической фантастике в ее современном виде. Потом, спустя десятилетие, появится роман «Туманность Андромеды». После полета Юрия Гагарина этот космический роман станет популярным во всем мире. Появится «Сердце Змеи» — до мельчайших деталей выписанная картина встречи землян с братьями по разуму. Но гипотеза истоков и форм мировой жизни, выдвинутая в «Звездных кораблях», останется неизменной разум — един; «обитатели различных «звездных кораблей» поймут друг друга, когда будет побеждено разделяющее миры пространство, когда состоится наконец встреча мысли, разбросанной на далеких планетных островках во Вселенной».
Вывод Ефремова на редкость оптимистичен: мы не одиноки среди ледяного молчания межзвездных просторов, молчания, пугавшего таких философов, как Паскаль. Наши братья на иных планетных островах не прозябают в одиночестве, они объединены в Великое Кольцо Миров, куда — настанет срок, каким бы отдаленным он ни был — подключатся полноправно земляне.
Если космические произведения Ефремова, подобно сгущенному до осязаемости звездному лучу, высветили безмерные дали будущих времен, дилогия «Великая Дуга» вся нацелена в прошлое. Это тоже научная фантастика, но теперь перед мысленным взором читателя встают Древняя Эллада и Египет. Миру закостенелых иерархических форм правления, где жестокая власть фараона и касты жрецов подавляет все живое, свободномыслящее, противостоит светлый мир эллинской культуры.
Свобода и долг... Именно между свободой и долгом в любви к родине предстоит выбрать казначею фараона Баурджеду и его кормчему Уахенебу. Пустившись по приказу владыки разведывать новые земли, они вместе с многочисленными участниками экспедиции за долгие годы жестоких испытаний откроют нечто святотатственное, подрывающее основы их прежних представлений о мире. Оказывается, страна Та-Кем, «Большой дом» фараона — далеко не единственная в черте земного круга. Оказывается, она лишь малая и далеко не лучшая часть среди множества иных стран, народностей, племен.
...Сменяются весны и зимы. Один за другим гибнут спутники Баурджеда. Они не знают, что в «Большом доме» сменилась власть, что сами они в представлении соотечественников давно мертвы. Казалось бы, никто не мешает им облюбовать один из райских уголков земли обитаемой, ойкумены, и зажить вольной жизнью пахарей, звероловов, рыболовов. Но вновь и вновь одолевая препятствия, они, подобно спутникам Одиссея, стремятся попасть на родину, где ждут их позор, бесчестье, а многих и смерть. Ибо правда о мире, правда, столь глубоко выстраданная, покажется фараону кощунством, умалением его богоравного величия, пошатнет культ единовластия. А раз так — уничтожить все путевые записи, запретить всякое упоминание о дерзком путешествии. Однако вопреки мертвящему деспотизму народные певцы и сказители разнесут весть о Баурджеде далеко по всему Египту. А на каменных таблицах искусные резчики запечатлеют на века его прекрасное и горестное повествование...
Свобода и долг... Не раз предстоит выбирать между двумя этими понятиями, выбирать буквально по «лезвию бритвы» и молодому эллину Пандиону, герою второй части дилогии «Великая Дуга» — «На краю Ойкумены». В этой своеобразной притче о блудном сыне Ефремов как бы продолжает путешествие Баурджеда по древнему миру. Теперь в центре повествования — судьба художника, одаренного от рождения тончайшим чувством гармонии, стремящегося воссоздать Красоту. Дитя привольных дубрав, где среди буйства цветов чудятся нимфы и фавны, Пандион волею обстоятельств попадает на Крит, затем в Египет, где становится рабом фараона. Он до дна испивает чашу страданий и унижений, жесточайших пыток и отвратительных расправ с непокорными. Нельзя без сострадания читать страшную сцену ловли рабами четырехметрового носорога, живым и невредимым затребованного в столицу Та-Кем, на забаву сильным мира сего. Как таран, пробивает ослепленный яростью зверь кровавые коридоры среди живых людей. И когда, наконец, зверя все-таки усмиряют, выясняется, что свобода, дарованная уцелевшим рабам, не более чем очередная подлость правителей: раненого Пандиона и его друзей по неволе бросают на произвол судьбы в зарослях, где кишат крокодилы, змеи, львы. Как одиноки они, негры, этруски, ливийцы, нубийцы, вдали от Родины, перед лицом враждебной природы, чужих воинственных племен. И все же небольшой интернациональный отряд побеждает все невзгоды. Побеждает дружбой, сплоченностью, взаимным пониманием и уважением.
В конце концов Пандион возвращается к холмам родной Эллады, хотя мог бы навсегда остаться в племени полюбившей его темнокожей девушки. Он возвращается мастером, творцом бессмертных произведений. В них запечатлено все пережитое бывшим рабом. Запечатлена красота, но она, как и свобода, обретена дорогой ценой.
«Для развития моего самосознания исключительно велико было значение Эллады и эллинской культуры, — раскрывает Ефремов замысел дилогии. — Ни один народ в мире не выразил себя так полно и свободно в своем искусстве. Это первая в истории человечества культура, для которой в период ее расцвета характерно увлечение эмоциональной жизнью человека — гораздо больше в сторону эроса, чем религии, что резко отличает ее от древнеегипетской религиозной культуры... Египетские зверобоги не утратили первобытной суровости. Создавали зверобогов бродячие охотники, хорошо знакомые с повадками зверей. Охотничьей религии, унаследованной от глубокой древности, был придан философский смысл. А вот в Элладе все сложилось иначе. Открытой, незамкнутой и бедной стране не требовалось такого сложного государства, подчиненного различным запретам и строжайшей регламентации. Культура эллинов эмоциональна, их отношение к любви поэтично, к недаром Эллада играла такую роль в последующем развитии общечеловеческой культуры. Эллада пленяет свежестью и полнотой чувств...»
«Великая Дуга» была закончена в первые годы после войны. Ефремов и здесь выступил новатором: в отечественной литературе это первое художественное произведение по древней истории Африки. В последующем Иван Антонович не раз возвращался к любимой «древнегреческой» теме: и в «Туманности Андромеды», и в эпопее «Лезвие бритвы», и в романе «Таис Афинская».
...Он никогда не отдал бы своих пристрастий только литературе, несмотря на свою всемирную писательскую славу. Он продолжал бы мерзнуть и мокнуть в экспедициях, проходить путями старых горняков, раскапывать скелеты доисторических животных. Но на шестом десятке начали сказываться и странная азиатская лихорадка, еще с довоенных времен возвращавшаяся каждые пять лет, и инфаркт, перенесенный в молодости на ногах, и долгие годы недоедания, и бессонные ночи... Пришел день — и профессор И.А. Ефремов покинул Палеонтологический институт Академии наук СССР, где заведовал лабораторией низших позвоночных. Как говорят моряки, «стал на якорь». Последующие годы были до отказа заполнены литературной работой и борьбой за жизнь, борьбой в буквальном смысле. Он сравнивал себя с броненосцем, получившим пробоину ниже ватерлинии. Броненосцем, медленно погружающимся в воду, но не сдающимся, подобно героическому участнику русско-японской войны броненосцу «Ретвизану», о котором Ефремов готовился написать повесть. И еще — научно-популярную книгу о палеонтологии «Ключ будущего». И еще — роман о трагических событиях 6 декабря 1240 года: в этот день Батый захватил «мать городов русских» — Киев. И еще — продолжение «Туманности Андромеды» — многоплановый роман «Чаша отравы». Разрабатывая каждый из этих замыслов, он неустанно, неотступно размышлял над улучшением природы человека, над уничтожением голода, бедствий, войн. И нам, и нашим потомкам всегда будет дорог один из его «звездных» заветов: «Прежде всего нужно объединить народы собственной планеты в одну братскую семью, уничтожить неравенство, угнетение и расовые предрассудки, а потом уже уверенно идти к объединению разных миров. Иначе человечество будет не в силах совершить величайший подвиг покорения грозных межзвездных пространств, не сможет справиться с убийственными силами Космоса, грозящими живой материи, осмелившейся покинуть свою защищенную атмосферой планету. Во имя этой первой ступени нужно работать, отдавая все силы души и тела осуществлению этого необходимого условия для великого будущего людей Земли!»
Так он и работал, отдавая все силы души и тела, хотя не раз за последние годы смерть склонялась над ним. Он работал, подмечая, как в разных концах нашего Отечества подрастают молодые силы в научной фантастике, выходят на стезю литературы его ученики: Сергей Павлов и Вячеслав Назаров — в Красноярске, Борис Лапин — в Иркутске, Аскольд Якубовский — в Новосибирске, Игорь Клименко — в Челябинске, Абдулхамит Мархабаев — в Казахстане, Владимир Щербаков, Евгений Гуляковский и Владимир Григорьев — в Москве.
...Когда-то в осажденном британскими интервентами Очакове мальчишка попал под обстрел. Разорвавшимся восьмидюймовым снарядом его контузило, засыпало песком. С трудом он вернулся к жизни, но с тех пор стал заикаться. Может быть поэтому он не любил публичных выступлений по радио и телевидению. И все же автору этих строк удалось записать на магнитофон одну из своих бесед с великим фантастом.
Помню его кабинет в квартире на улице Губкина, кабинет, где все было отдано книгам. Книгам буквально по всем отраслям знаний, на нескольких языках. От древних авторов до фантастов современности. Помню его самого — немногословного великана с огромными миндалевидными глазами, в которых плескалась неукротимая энергия. Я до сих пор слышу его голос — глуховатый, то рокочущий, как гром, то напоминающий говор далекого моря. Голос, напутствующий молодых землепроходцев и звездопроходцев:
«Не бесплодна любая попытка проникнуть в ожидающее вас будущее — с книгой ли в руках, на шумном диспуте, в полном ли одиночестве под звездным небом. Но будьте готовы к испытаниям: ваше будущее не представляется мне очень легким. Психологически оно, вероятно, будет труднее, чем то время, в котором жили мы, старшее поколение.
Я помню свое детство, свою юность, когда меня увлекали волшебные контуры дальних стран, когда я бредил тайнами Африки, дебрями Амазонки, когда, засыпая, сразу же оказывался на берегах экзотических рек. И исполинские крокодилы плыли, разрезая желтые воды, и трубили слоны, и величественные львы поворачивали головы на восход. Я засыпал и просыпался в мире, полном непознанного. Тогда никто еще не проник в глубины океанов, тогда я даже думать не смел о том, чтобы увидеть Землю со стороны, полететь на Луну или к другим планетам.
Я помню, как дрожащими пальцами прикладывал тонкую проволочку к кристаллу детекторного радиоприемника, удивляясь, изумляясь, как может из этих железок и винтиков вытекать музыка. Во время своих сибирских путешествий я ездил на тройках, на почтовых, на перекладных. А вы сейчас бесшабашно поете песни о полете к другим мирам. Я не прожил и века, а, как видите, и на лошадях трясся, и на паровозах ездил, и на реактивных лайнерах летал. Все эти перемены не прошли даром для земного шара. Он съежился, как проколотый футбольный мяч, он стал привычным и обжитым. Почти не осталось тайн, удаляющихся как бы за горизонт при приближении к нему. Они, эти тайны, лежат более глубоко, чем те, которые пришлось открывать нам.
Вам придется проникать с помощью циклопически громадных машин в глубины вещества, врываться в дебри земной коры, высаживаться на дальних планетах. Не грустите, что милая старая романтика неопознанной Земли ушла от нас. Вместо нее родилась романтика, требующая гораздо большего напряжения сил, гораздо большей подготовки, психологической и физической, — романтика проникновения в значительно более глубокие тайны познания.
Будьте готовы к испытаниям. Пусть вам удастся войти в Великое Кольцо Будущего!»
...Я и сейчас слышу его голос.
Голос сына нашего народа... Сына Земли.
Голос Стража Будущего, твердо уверенного, что никакое другое общество, кроме коммунистического, не может объединить всю планету и сбалансировать человеческие отношения. «Поэтому для меня вопрос стоит так, — говорил он незадолго до смерти. — Либо будет всепланетное коммунистическое общество, либо не будет никого, а будут песок и пыль на мертвой планете». В нынешней обострившейся международной обстановке слова Ефремова звучат предостережением.
Пока еще нигде нет ему памятника. Но памятники его жизненного подвига — повсюду на лике Земли. В Верхне-Чарской котловине и в Тынде, где он был одним из первых изыскателей Байкало-Амурской магистрали. На Севере, в Вологодской и Архангельской областях, где он еще юношей сделал первое научное открытие: обнаружил ископаемых земноводных пермского периода. В горах Тянь-Шаня. В песках пустыни. Во льдах.
А истинный памятник ему — Велико Кольцо Миров — начертан огненными письменами на звездном небе.