К. Андреев. «Мир завтрашнего дня»

«Новый мир». —1959. — № 6. — С. 241—247.

В чудовищной черной пустоте космического пространства, заполненного лишь похожими на стрелы цветными или призрачными лучами звезд, летит космический корабль жителей Земли. Он был послан на мертвую планету Зирду, жители которой погубили себя и свою планету, заразив ее атмосферу продуктами радиоактивного распада. Вот под звездолетом появляется поверхность Зирды, покрытая сплошным ковром цветов, похожих на бархатисто-черные маки Земли. Все погибло — люди, животные, леса, травы, кустарники. Словно ребра громадных скелетов, виднеются среди черного ковра улицы городов, красными ранами ржавеют металлические конструкции. Нигде ни живого существа, ни деревца — только одни-единственные черные маки, давшие под действием радиации жизнеспособную мутацию.

И звездолет снова уходит в вечную ночь, чтобы много лет лететь со скоростью, близкой к скорости света, к такому милому Солнцу и пленительной родине — Земле...

В чистых просторах жилого пояса Земли поднимается к небу выше чем на километр могучий спиральный город. Крутая спираль, выходящая на море, светится на солнце миллионами опалесцирующих стен из пластмассы, фарфоровыми ребрами каркасов из плавленного камня, креплениями из полированного металла. На головокружительной высоте висят легкие мосты, балконы и выступы садов. Широкие лестницы спадают к основанию, постепенно переходя в ступенчатые парки и густые рощи окрестности...

Многоэтажный вагон всемирной дороги, опоясывающей всю Землю, мчится по колее десятиметровой ширины со скоростью в двести километров. Сквозь прозрачный силиколовый колпак верхнего этажа видны протянувшиеся узким поясом вдоль дороги автоматические заводы. Ослепительно сверкают на солнце их купола из «лунного» стекла, сквозь которые смутно проступают четкие и суровые формы колоссальных машин. Промышленную зону сменяет зона земледелия: деревья хлебные, ягодные, ореховые с тысячами сортов богатых белками плодов, сменившие хлебные поля далекой древности, поднимают свои пышные гигантские кроны на уровень полотна дороги. Электрические солнца, «подвешенные» над полярными областями, освещают и согревают Арктику и Антарктику. Вся планета превратилась в великолепный сад, охваченный вечным, неугасимым цветением, по которому можно из конца в конец пройти босиком, не поранив ног...

Такой странный и далекий мир предстает перед читателем, раскрывающим книгу И. Ефремова «Туманность Андромеды».

Но такой ли странный, такой ли далекий?

Сам автор еще в процессе писания несколько раз изменял время действия в сторону его приближения к нашей эпохе. Многое из того, что казалось фантастическим, почти несбыточным, уже осуществлялось, пока автор сидел за своим письменным столом. Сначала И. Ефремову казалось, что понадобится не меньше трех тысяч лет, чтобы осуществились мечты, воплощенные в романе. Позже, после публикации отрывков из него в журнале «Техника — молодежи», автор сократил этот срок на тысячелетие. Но запуск искусственных спутников Земли заставил автора поверить в то, что события романа могли бы совершиться еще раньше. Жизнь догоняла самую смелую фантазию писателя! Да и как могло быть иначе: ведь для нас будущее — не бесплотная мечта, но живая реальность. Оно уже существует рядом с нами — в планах, проектах и чертежах. Ученые в своих прогнозах развития науки уже заглядывают за грань двухтысячного года. Сейчас мы являемся свидетелями бурного развития науки и общества. В этом одна из трудностей, которые встречает писатель, пытающийся набросать хотя бы общий абрис облика грядущего. Это признает и сам автор в предисловии к книге: «Я исходил в расчетах из общей истории человечества, но не учел темпов ускорения технического прогресса и главным образом тех гигантских возможностей, практически почти беспредельного могущества, которое даст человечеству коммунистическое общество».

И однако автор не побоялся почти непреодолимых трудностей и написал умную, страстную книгу, продиктованную смелой фантазией писателя и ученого, опирающейся на самое передовое мировоззрение человека нашего времени, книгу, во многом спорную, в отдельных деталях, может быть, надуманную, но нужную всем тем, кто своими руками создает это грядущее, — ибо это не научно-фантастический или приключенческий роман, но книга о будущем коммунистическом обществе.

О завтрашнем дне немало пишут и за рубежами социалистического мира, особенно в другом полушарии. В американской литературе, пытающейся заглянуть в третье тысячелетие нашей эры, много выдумки, есть интересные писатели, но этот фантастический мир трансгалактического масштаба при ближайшем рассмотрении оказывается до смешного похожим на сегодняшнюю Америку. Мы видим здесь и капиталистов, организующих тресты в масштабах всей солнечной системы, и безработных, выселяемых в пустынные области Марса, и «низшие» расы, находящиеся в подчиненном положении, и межпланетных полицейских, сражающихся с гангстерами мирового пространства. Английский язык, точнее, нью-йоркский жаргон — слэнг, является господствующим в этом мире, а деньги — высшей силой и моральной ценностью. Не будем поэтому удивляться, если житель какой-нибудь отдаленной планеты при виде прибывшего туда межзвездного пришельца с Земли скажет товарищам: «Хэллоу, парни! Что за чучело выкатилось из этого старого дилижанса, о-кей!»

«Будущее, изображенное мною в повести «Когда спящий проснется», — писал в автобиографии Г.Д. Уэллс, — имело в основе простое увеличение реально проявившихся тенденций: здания стали выше, города — грандиознее, капиталисты — злонамереннее, а рабочие — еще более угнетены и готовы к возмущению. Все стало крупнее, быстрее и скученнее. Люди овладели воздухом, финансовые спекуляции приняли бешеные размеры. Это — наш современный мир, но во всем увеличенный».

Речь здесь идет о раннем периоде творчества Уэллса. Позже он не только отказался от этой формулы, но сам написал роман «Люди-боги», посвященный коммунистическому обществу будущего. И хотя творчество Герберта Уэллса, ставшего для нас классиком, несоизмеримо с современной американской научно-фантастической литературой, эту формулу шестидесятилетней давности можно целиком применить ко всей западной литературе о будущем. Облик грядущего, который рисуют современные писатели Соединенных Штатов, это лишь уродливо искаженное лицо сегодняшнего дня Америки. И это понятно: для того чтобы нарисовать иное общество, не похожее на мир капитализма, нужно в него страстно верить и за него бороться.

Труднее объяснить, почему книги о коммунистическом обществе не созданы в нашей стране. Но, чтобы решить такую грандиозную задачу, мало одного писательского таланта — нужна огромная культура мысли, широкое знание проблем современной науки, владение методом диалектического материализма. Авторы многих наших научно-фантастических романов (А. Казанцев, Вл. Немцов и другие), заглядывая в будущее, не ставили перед собой задачи нарисовать коммунистическое общество высшей фазы. Их романы — лишь проекции на близкий завтрашний день еще не решенных научных и технических проблем. И. Ефремов в отличие от них на широком фоне далекого будущего говорит о проблемах науки, сегодня даже не поставленных, и подводит итоги своих раздумий над социальными проблемами высшей фазы коммунизма.

Любопытно, что почти одновременно с книгой И. Ефремова в Варшаве вышел роман польского писателя-коммуниста Станислава Лема «Магелланово Облако», тоже посвященный описанию будущего коммунистического общества. Не зная ничего о работе друг друга, русский и польский писатели создали очень похожие книги — не по сюжету, конечно, но по своим социальным идеям. Даже названия их романов сходны: они говорят, что нет предела воле человека, люди когда-нибудь не только достигнут ближних и дальних звезд, но проложат пути к другим галактикам — Магелланову Облаку, Туманности Андромеды.

«Наши знания в области законов общественного развития, строения материи, формирования и проявления духовной жизни человека неполны, — пишет Лем в предисловии к своему роману, — но отражают нынешний этап познания. Опираясь на них, мы не можем создать какой-то окончательной, завершенной во всех деталях картины будущего мира. Однако это отнюдь не означает, что наука на нынешнем ее этапе совершенно бессильна в отношении будущего. Известные положения теории исторического материализма, а также основное направление в развитии техники и естественных наук позволяют набросать в общих чертах картину будущего...»

Эти слова полностью применимы и к роману И. Ефремова. Вот почему эти книги очень разных писателей так сходны.

Высшая фаза коммунизма, которая в книге «Туманность Андромеды» именуется ЭВК — эрой Великого Кольца, — это эпоха полной победы человека над земной природой, овладения неисчерпаемыми источниками энергии и перехода к следующему этапу овладения миром — достижению других звезд и заселению пригодных для жизни планет далеких солнц.

Описания иных миров принадлежат к лучшим страницам книги И. Ефремова. Они поэтичны, очень точны и в то же время полны великолепной фантазии — будь то мир, освещенный черными лучами железной инфразвезды, или миры-близнецы зеленой циркониевой звезды вблизи гиганта Ахернара, или мир бронзовых людей, освещенных призрачно-фиолетовым светом солнца Эпсилон Тукана.

Для фантастической литературы, описания чуждых Земле миров не представляют собой ничего нового. Новым в книге И. Ефремова является великий и одушевленный, если так можно выразиться, «космический» гуманизм, под знаменем которого все высокоразвитые мыслящие существа нашей Галактики объединяются в Великое Кольцо.

Когда-то Герберт Уэллс, впервые сведший на Землю марсиан, первых гостей из космоса, не пожалел красок, чтобы изобразить гипотетических обитателей соседней планеты в самом непривлекательном виде:

«Кто никогда не видал живого обитателя Марса, не может представить себе, какое странное и отталкивающее впечатление он производит своей внешностью. Рот в виде клина, с заостренной верхней и раздвоенной нижней губой, постоянно вздрагивающей, отсутствие бровей и подбородка, лучеобразно расположенные группы щупальцев, как у спрута, шумное дыхание, неловкие, неуклюжие движения благодаря более сильному земному тяготению и в особенности напряженный, пристальный взгляд огромных глаз, — все это вместе противно до тошноты. Особенно отвратительна эта маслянистая кожа, напоминающая оболочку гриба, а неловкие, медленные, но очевидно сознательные движения щупальцев имеют в себе что-то невыразимо ужасное...»

Такая беспричинная ненависть к обитателям другого мира, к сожалению, стала традицией. Чудовищные формы жизни вне Земли стали почти обязательными для фантастической литературы на Западе. С обложек дешевых американских журналов на читателя глядят гнусные рожи отвратительных созданий. Искривленные тела огуречно-зеленого цвета, скользкая кожа моллюска, щупальца спрута, клыки кабана, глаза насекомого, движения пресмыкающегося — таковы почему-то обязательные внешние признаки обитателей иных звездных систем.

Но авторам американских фантастических рассказов мало отвратительной внешности «небожителей»: они наделяют их и чудовищно гнусными моральными качествами. Кровожадные, злобные, завистливые, трусливые, вороватые, лишенные стыда, совести и чувства чести — подобные существа могут вызвать у читателей только ужас и отвращение.

Это не только и даже не столько проявление своеобразной расовой ненависти к жителям иных миров. Это скорее отражение идеи исключительности и неповторимости земной жизни, характерной для очень многих западных ученых.

На все это И. Ефремов ответил как писатель и ученый много лет назад в своем первом рассказе на космическую тему «Звездные корабли».

Великолепен в этом рассказе разговор двух советских ученых, размышляющих о том, каким может быть высокоорганизованное мыслящее существо. Для несения колоссальной дополнительной нагрузки мозга — оно должно быть достаточно большим, но не огромным, иметь мощные органы чувств, и из них наиболее развитое и важное — зрение, зрение двуглазое, стереоскопическое. Оно должно свободно передвигаться и иметь развитые конечности, быть способным держать орудие, пользоваться орудием, изготовлять орудие. Без орудия и труда нет и не может быть человека. Следовательно, больше всего он должен походить на нас, жителей Земли: форма человека, его облик как мыслящего существа не случаен. «Между враждебными жизни силами космоса есть лишь узкие коридоры, которые использует жизнь, и эти коридоры строго определяют ее облик».

Эта мысль Ефремова-ученого доведена до логического завершения Ефремовым-писателем в романе «Туманность Андромеды». Красота — это высшая организация и целесообразность. Таковы люди системы звезды Эпсилон Тукана: «Люди Тукана были так похожи на людей Земли, что постепенно утрачивалось впечатление иного мира. Но красные люди обладали такой отточенной красотой тела, какая не была еще достигнута всеми на Земле и жила в мечтах и творениях художников, воплощаясь в небольшом числе необычайно красивых людей».

Отсюда совершенно естественно вытекает идея писателя о братстве Великого Кольца — о единой семье всех гоминоидов, человекоподобных мыслящих существ, населяющих бесчисленные миры нашей Галактики.

Быть может, И. Ефремов и неправ: мы знаем, какие разнообразные формы может принимать жизнь, сколь многими путями может идти эволюция. Но великий гуманизм этой идеи, противопоставленный идеям вражды и борьбы миров, страху перед вторжением на нашу Землю обитателей иных планет, невольно покоряет: он очень хорошо отвечает нашему представлению о гуманизме человечества высшей фазы коммунизма.

Показывая блистательный расцвет науки и техники при коммунизме, И. Ефремов не занимается популяризацией, не раскрывает перед читателями сущности излагаемых им научных проблем, не рассказывает об устройстве чудесных машин будущего. Для него все это лишь величественный романтический фон, на котором он смелыми штрихами рисует людей тридцатого века и их отношения.

Коммунистическое общество, даже высшей фазы, изображено в романе не розовыми красками.

Для большинства это будет временем борьбы и творческого труда, эпохой освобождения человечества от мелочных работ и лишений, а для других — тех, кто идет впереди, разведывая новые пути для бесконечного движения вперед, — оно будет временем, полным опасностей, страданий и тяжкого, но еще более вдохновенного труда, часто сокращающего жизнь «впередсмотрящих». Да, утверждает автор, человек никогда не перестанет бороться — и с косной природой и со своими слабостями и страстями. Но задачи, которые будет ставить перед собой освобожденное человечество, будут решаться в великой борьбе, рождающей великих героев. Да, даже через тысячу лет будет существовать неразделенная любовь, останется горечь разлуки с близкими людьми и родной планетой. Но вечным пребудет движение человечества к объединению в единую семью всей нашей Галактики и мечта проложить неторные пути к другим Островным Вселенным.

В изображении людей будущего И. Ефремов также вступает в спор с писателями Запада, рисующими облик грядущего.

Кто герой современной американской фантастики?

Почти во всех произведениях это человек дела, решительный, беспощадный. Его стихия — борьба. Редко он сам бывает носителем новых научных идей; обычно он лишь повелитель сверхчеловеческой техники будущего, организатор, разведчик и боец одновременно. Но всемогущий герой — он, а ученые — лишь исполнители его воли, почти его рабы.

Ему противопоставлен человек, выходящий из тени, — злодей, гангстер, диктатор. Но год от года роль этого антагониста героя все повышается, власть его растет. Он бесчеловечнее, а следовательно, с точки зрения своего создателя, и сильнее положительного героя. Все чаще он побеждает, все страшнее становится порабощенная им наука, и все больше восхищаются им реакционеры, и все больше боятся прогрессивные писатели этого человека тьмы.

Но кто бы ни был герой, он всегда одиночка. Путешественник, искатель приключений, фанатик-ученый — все они лишены всякой поддержки народа, обречены на борьбу со всем светом. Пусть у каждого из них есть жена, невеста, друг, помощник, но настоящее чувство товарищества, борьба за общее дело им не известны.

Совсем в ином мире живут герои И. Ефремова, и совсем непохожие страсти обуревают их. Почти все люди Земли в эпоху высшей фазы коммунизма — высокоодаренные люди творческого труда: ученые, астролетчики, музыканты, художники. Они одушевлены страстью к неизведанному, и тысячи молодых людей принимают участие в опасных опытах, ежегодно происходящих на планете. Случается, что иные и гибнут, но новые идут с не меньшим мужеством на битву с неизвестным за счастье человечества, объединенного во всемирное братство. Трагическим и одновременно мажорным аккордом кончается роман. Тридцать восьмая звездная экспедиция отправляется к звезде Ахернар, чтобы никогда не вернуться: летя со скоростью девятьсот миллионов километров в час, звездолет достигнет цели только через восемьдесят четыре года!

Но как ни прекрасны далекие миры зеленых, фиолетовых и призрачно-белых солнц, для межзвездных путешественников милее всего родная Земля. Очень образно это раскрывается в романе в истории с погибшим звездолетом «Парус».

Последнее сообщение, полученное на Земле от экспедиции, отправившейся на исследование миров голубой звезды Веги, прерывалось и потом совсем замолкло. Были записаны лишь слова: «Я Парус, я Парус, иду от Веги двадцать шесть лет... достаточно... буду ждать... четыре планеты Веги... ничего нет прекраснее... какое счастье!..»

И только через восемьдесят пять лет, когда мертвый звездолет был обнаружен другим на черной планете страшной Железной звезды, удается полностью расшифровать это сообщение: «...четыре планеты Веги совершенно безжизненны. Ничего нет прекраснее нашей Земли. Какое счастье будет вернуться!..»

В будущем коммунистическом обществе не будет борьбы человека с человеком, столкновения человека с обществом, борьбы миров. Будут лишь отдельные люди, совершившие ошибку, чаще всего без всякого злого умысла, и добровольно удаляющиеся на Остров забвения, чтобы быть навсегда забытыми, так утверждает И. Ефремов.

Любопытно отметить, что Станислав Лем, идеи которого о высшей фазе коммунизма, воплощенные в романе «Магелланово Облако», во многом совпадают с идеями Ефремова, в этом пункте значительно с ним расходится.

Лем утверждает, что даже через тысячу лет останется различие между людьми, слабыми духом, и более сильными, между ведущими и ведомыми. Очень образно и очень сильно рассказано это в главе «Коммунисты» — может быть, лучшей главе романа Лема.

Огромный космический корабль «Гея» с экипажем в несколько сот человек отправляется в первую звездную экспедицию человечества — к созвездию Центавра. И вот при достижении «светового порога скорости» у людей с наименее устойчивой нервной системой обнаруживается явление «мерцания сознания». На космическом корабле разражается бессмысленный бунт: толпы людей бросаются к наружным люкам, чтобы выброситься в межзвездное пространство в нелепой надежде вернуться назад на Землю. И руководители экспедиции, люди, сильные духом, возвращают разум обезумевшим людям и ведут их дальше, к звездам. Так Лем утверждает мысль, что и через тысячи лет не только будет существовать коммунизм, но и останутся коммунисты — передовой отряд человечества.

Может быть потому, что в мире Лема больше сложных противоречий, чем в мире Ефремова, герои Лема кажутся нам ближе: они человечнее, чем несколько приподнятые и более суровые обитатели мира, описанного в романе «Туманность Андромеды».

Герои «Магелланова Облака» кажутся нам человечнее, может быть, еще и потому, что Лем признает необходимость семьи как первичной ячейки человеческого общества. Это полностью отрицает И. Ефремов. Слишком мало нежности и жалости в его героинях, рационалистически произносящих: «Я выполнила долг каждой женщины с нормальным развитием и наследственностью — два ребенка, не меньше» или «Одна из величайших задач человечества — это победа над слепым материнским инстинктом. Понимание, что только коллективное воспитание детей специально обученными и отобранными людьми может создать человека нашего общества». Не надо забывать, что коммунистическое общество не только плод коллективной мысли человечества, но и проекция его мечты о счастье на туманную завесу, скрывающую от нас грядущее. Не следует лишать эту мечту той теплоты и ничем не заменимой радости, которую нормальному человеку дают семья, дети.

Трудно спорить с художником, если его эстетика в чем-то не совпадает с твоей. И. Ефремов — большой писатель, имеющий право на свой собственный творческий почерк. Но как мешает порой его читателям, любящим смелую мысль и великолепное творческое воображение писателя, его стиль, столь далекий от нашего времени! Нет, он не заимствован писателем из завтрашнего дня, как его идеи, он целиком принадлежит прошлому — и не лучшему, классическому периоду развития русской литературы, но ближе всего к кудрявому, неточному стилю начала нашего века. В романе «Туманность Андромеды» эта старомодность проступает особенно явно, пристрастие автора к «красивым» словам и «возвышенным» описаниям часто мешает читателю понять героев, увидеть в них характерные черточки, позволяющие запомнить и полюбить их: все слишком красивы и поэтому слишком похожи друг на друга. А жаль! Читателю романа невольно вспоминается иной Ефремов, которого мы так любим и хорошо помним: безукоризненно точный и скупой рассказчик, знающий, как спят в машине, идущей по пустынному бездорожью, положив голову на согнутый локоть, как плетут снасти и крепят паруса, как, по каким признакам находят кости ископаемых чудовищ, погибших — быть может, от руки межзвездных пришельцев — десятки миллионов лет назад!

Немного надуманны деления истории человечества на эры: ЭРМ — эра Разобщенного Мира, ЭМВ — эра Мирового Воссоединения, ЭОТ — эра Общего Труда, ЭВК — эра Великого Кольца. Несколько вычурны названия общественных организаций будущего мира: Академия Горя и Радости, Академия Стохастики и Предсказания Будущего, Академия Пределов Знания... Впрочем, здесь И. Ефремов является таким пионером, вторгается в такие неизученные области, что его трудно критиковать.

«Особенностью романа, не сразу, может быть, понятной читателю, — пишет автор в предисловии к роману, — является насыщенность научными сведениями, понятиями и терминами. Это не недосмотр или нежелание разъяснять сложные формулировки. Только так мне показалось возможным придать колорит будущего разговорам и действиям людей времени, в которое наука должна глубоко внедриться во все понятия, представления и язык».

И здесь, как мне кажется, И. Ефремова можно поздравить с большим успехом. Созданные им слова-неологизмы не только органически входят в его повествование, но они просто необходимы: без них невозможно объяснить многое из того, что совершается в этом далеком от нас, во многом фантастическом, но совсем не вымышленном мире, являющемся логическим продолжением нашего мира. В самом деле, если существуют обычные тригонометрические, эллиптические, гиперболические и шаровые функции, то почему не могут существовать функции спиральные, или, иначе, кохлеарное исчисление, по терминологии И. Ефремова? Почему, если люди сумеют разрушить мезонные связи в ядрах атомов, им не удастся создать фантастический анамезон — вещество со скоростью истечения, близкой к скорости света? А диалектическая логика — разве не нуждается она в создании биполярной математики, исследующей моменты перехода (репагулюма) из одного состояния в другое? Такие же выражения, как «квантовый предел», «изогравы», «гемисферный экран», совершенно логически входят уже в наш сегодняшний технический и научный язык.

Книга «Туманность Андромеды» — интересное явление в нашей литературе. Книга эта новаторская и спорная, поэтому о ней, вероятно, не очень охотно будут говорить профессиональные литературные критики. Но то, что она спорная — хорошо: нам очень не хватает большой дискуссии о задачах литературы в изображении будущего, в изображении коммунистического общества высшей фазы. И хотелось бы, чтобы в этой дискуссии приняли участие не только писатели, но и философы, социологи, экономисты, ученые многих специальностей. И чем больше людей примет в ней участие и чем она будет жарче, тем лучше, потому что в больших спорах рождается истина.