Е.К. Агапитова. «Рассказ И.А. Ефремова "Каллироия" и первая глава романа "Таис Афинская": эволюция текста»1
Иван Антонович Ефремов — замечательный писатель-фантаст, известный нам в первую очередь своим романом-утопией «Туманность Андромеды», доктор наук, ученый с мировым именем, создатель новой отрасли науки на стыке геологии и палеонтологии — тафономии. Соответственно его литературный стиль формировался в написании научных статей и отчетов геологических и палеонтологических экспедиций, и именно поэтому одной из особенностей его языка стало обилие описаний, создающих «наглядную картинку». Сам автор пишет о своей работе, что сначала должен «до мельчайших подробностей зрительно (курсив наш. — Е.А.) представить себе ту картину, ту сцену, которую собираюсь описывать» [4. С. 150]. При написании своих произведений И.А. Ефремов старался, чтобы «каждое слово было весомым и необходимым для создания зрительного образа или точного выражения мысли» [11. С. 194], это и сформировало своеобразный, четкий и ясный, может быть, несколько отстраненный стиль. А.Н. Толстой, например, при первой встрече с молодым писателем (но уже признанным ученым) говорил об «изящном и холодном стиле» [2. С. 249], [11. С. 192]. Но этот легко узнаваемый, хотя, возможно, несколько тяжеловесный стиль вызывал у читателей, критиков и даже собратьев-писателей весьма противоречивую реакцию: от восторга до резкого неприятия. Лев Кассиль сказал, как вспоминает И.А. Ефремов в письме своему другу В.И. Дмитриевскому 25 мая 1971 г., что его рассказы «хороши, но производят впечатление переводов с английского — настолько они непривычны» [12. С. 1296]. Почти в то же время П.П. Бажов сравнивал его с «белым золотом» — платиной [12. С. 1297].
С другой стороны, Л. Успенский в своей статье «Приключения языка» так отзывается о романе «Туманность Андромеды»: «...синтаксис романа небрежен, дефектен, туманен, слаб. С этим пороком весьма близко сочетается и другой: автор часто употребляет самые обычные слова в каком-то смещенном, невыверенном значении, безнадежно «одвусмысливая» содержание своей речи» [13. С. 241]. И это пример одной из многих претензий к стилю И.А. Ефремова, при этом не самых злых2.
Хотя надо сказать, что друзья и истинные ценители его таланта как раз восхищались точностью и тщательностью подбора слов. Например, друг и коллега И.А. Ефремова А.П. Быстров в письме от 24 ноября 1944 г. пишет: «.изумительно-литературный русский язык; огромный словарь. ни одной, хотя бы неряшливо построенной фразы; я уже не говорю о неправильных построениях фраз — их вообще нет.» [9, С. 57]. Сейчас, однако, такой своеобразный стиль писателя воспринимается значительно лучше — современных читателей и критиков, прошедших школу постмодернизма, чем-нибудь озадачить очень сложно, поэтому в большинстве последних исследований языку внимания уделяется достаточно мало (если уделяется вообще). Хотя язык — это одно из самых главных средств, помогающих писателю создать свой мир и погрузить в него читателя. Не будем забывать, что наиболее известный из фантастических миров — мир Средиземья во «Властелине Колец» — возник именно из языка: профессор английской литературы Д.Р.Р. Толкин создал сначала язык, а потом уже стал «выяснять», кто на нем разговаривает. Точно так же и У. Эко, чей стиль во многом близок к стилю И.А. Ефремова, сознательно усложнял (или, по крайней мере, не облегчал) жизнь читателю, особенно на первой сотне страниц [15. С. 47].
Исторический, лингвистический и культурологический материал для своих произведений И.А. Ефремов подбирал и обдумывал долго и тщательно, а там, где фактов не хватало, срабатывала интуиция гениального писателя и ученого-палеонтолога, привыкшего восстанавливать целостный образ по обломку кости. Чтобы такое стало возможно, он долго изучал сам предмет, о котором собирался писать, и смежные с ним области. Вся информация, которая могла иметь отношение (чаще всего — косвенное) к теме произведения, заносилась в специальные «премудрые тетради»: «...я заносил в них литературные идеи, но не просто «голую мысль", а ряд деталей, фактов, сведений, группировавшихся вокруг какого-то стержня» [4. С. 146]. Одновременно создавались специальные фотоальбомы, куда И.А. Ефремов наклеивал открытки, вырезки из журналов, фотографии, репродукции с изображениями мест, где должно разворачиваться действие, или героев, которые будут действовать в намеченном произведении [1. С. 14], [9. С. 252]. О точности получавшихся результатов мы можем судить по замечанию известного индолога Н.Р. Гусевой, которая после прочтения «Лезвия бритвы» задала И.А. Ефремову единственный вопрос, давно ли он вернулся из Индии, на который писатель ответил: «Да не был я там, не был. Но читал. Да, много пришлось прочитать. А потом — работы художников, фильмы. Просто вся эта информация обретает три измерения в нашем сознании. Я вижу все это, совсем реально вижу» (курсив наш. — Е.А.) [14. С. 192].
В итоге произведения И.А. Ефремова приобретали своеобразную «наглядность» и «фактичность», образы места и героев становились зримыми и «оживали». Если один раз представить какой-нибудь эпизод, забыть его потом уже невозможно. Не мог забыть раз появившуюся перед глазами картинку и сам автор. Это хорошо заметно, если сравнивать ранние наработки с итоговым произведением. Особенно богатый материал для такой работы предоставляет последний роман И.А. Ефремова «Таис Афинская». Для сравнительного анализа мы будем использовать рассказ «Каллиройя» [3] и два издания романа: в собрании сочинений 1986—1989 гг. (которое мы будем обозначать «стандартная редакция») [7] и в собрании сочинений 1992 г. (которое мы обозначим как «полная редакция») [8]. В собрание сочинений 1975 г. этот роман по внелитературным причинам не вошел, а в абсолютном большинстве изданий этого произведения отдельным томом используется стандартный вариант, поэтому отдельно мы о них говорить не будем.
Мы можем достаточно точно определить общее время работы автора над романом «Таис Афинская». Известно, что в 1946 г. И.А. Ефремовым был написан рассказ «Каллиройя», который тогда по цензурным соображениям опубликован не был, так же как и рассказ «Эллинский секрет». Но если «Эллинский секрет» смог увидеть свет еще при жизни автора (в 1968 г.), то «Каллиройя» была впервые опубликована в 2007 г. в октябрьском номере журнала «Студенческий меридиан», а затем в 2008 г. в юбилейном выпуске журнала «Сверхновая», посвященном столетию И.А. Ефремова. Другой точкой отсчета можем считать переписку писателя с его коллегами. 30 июля 1947 г. И.А. Ефремов писал своему другу А.П. Быстрову о происхождении слова «зух»: «Я в своих египетских изысканиях дознался происхождения слова «зух". Оказывается, это египетское слово «зухи", что значит — крокодил. Когда греки захватили Египет и познакомились с крокодилами, это слово вошло в греческий язык и превратилось в «зухос", приняв греческое окончание» [9. С. 81]. Это таинственное слово потом вошло как бытовая деталь в роман «Таис Афинская», где говорится, что «в окрестностях Крокодилополиса великое множество зухосов — воплощений бога Себека» [7, С. 91]. Также в литературной тетради 1951 г. в списке задуманных произведений стоит «Легенда о Таис» [2, С. 336]. Следовательно, от начала сбора материала (в широком смысле) до непосредственного написания романа прошло более 20 лет. За это время И.А. Ефремов успел собрать, систематизировать и обдумать огромный пласт специальных знаний3. Но сейчас нас интересует чисто языковой аспект совпадения текстов рассказа и романа, фактически начальной и конечной точек творчества И.А. Ефремова.
Итак, в 1946 г. написан рассказ «Каллиройя», посвященный встрече и развитию отношений молодой женщины Каллиройи и художника-скульптора Антенора, в котором главными сюжетообразующими моментами являются встреча Каллиройи и Антенора на берегу в уединенной бухте и их любовное свидание на поле Скирона в первую ночь праздника Тесмофорий. В 1972 г. в июльском номере журнала «Молодая гвардия» начата публикация последнего романа И.А. Ефремова «Таис Афинская» (автор не застал только последний номер, поскольку скончался 5 октября 1972 г.). Журнальный вариант является традиционно сокращенным с удалением нескольких, самых спорных и провокационных, глав. В дальнейшем, уже после смерти писателя, в издательстве «Молодая гвардия» в 1973 г. выходит книжное издание. Именно этот вариант входит в собрание сочинений 1988—1989 гг. и перепечатывается отдельными томами. А вот в собрание сочинений 1992 г. попадает некий более полный вариант с аннотацией, что именно в этом издании роман «впервые дается в полной авторской редакции»4. Сюжетом первой главы романа является встреча афинской гетеры Таис и Птолемея, соратника Александра Македонского, в уединенной бухте на берегу моря, их общение и любовное свидание на поле Скирона в первую ночь праздника Тесмофорий.
Как мы видим, сюжет абсолютно тот же самый, изменены только имена героев и их профессии: художник-скульптор Антенор стал воином-полководцем Птолемеем, а свободная молодая женщина Каллиройя («не гетера, но живет одна после того, как была замужем» [3, С. 98]) становится гетерой Таис. Причем изменение профессии героя со скульптора на воина автоматически делает ненужным тот отрывок в рассказе, который посвящен чисто искусствоведческим рассуждениям Антенора о красоте, труде скульптора и поиске идеальной модели. Впрочем, эти рассуждения не пропали, а частично вошли в размышления скульптора Пандиона в дилогии «Великая Дуга», которая писалась почти одновременно, в 1946 г., а опубликована была в 1949 и 1953 гг., а частично — в роман «Лезвие бритвы» (1963). В то же время в первой главе появился эпизод визита Птолемея с друзьями в дом Таис, в котором не было необходимости в рассказе.
Особое внимание надо обратить на изменение статуса героини: Каллиройя — свободная женщина, Таис — гетера, знаменитая, известная, но гетера, не обладающая всеми гражданскими правами. Именно эта разница играет существенную роль в понимании эпизода на поле Скирона, точнее в самом появлении этого поля. Вот сравнение объяснений причин такого поступка героини в разных изданиях:
| С. | «Каллиройя» | «Таис Афинская» | С. |
| 101 | — Ты знаешь древний обычай афинских земледельцев? — едва слышно спросила она.
— Обряд служения Матери-Земле на только что вспаханном поле? — Да, ночью, на трижды вспаханном поле, обнаженными, как сама Гея... принять в себя могучую плодоносную силу... пробудить ее. |
— Я хочу быть твоей. По древнему обычаю афинских земледельцев, на только что вспаханном поле.
— На поле? Зачем? — Ночью, на трижды вспаханном поле, чтобы принять в себя плодоносящую силу Геи, пробудить ее... |
89 г., 32 |
| Ночью, на трижды вспаханном поле. Обнаженными, как сама Гея. принять в себя ее плодоносную силу... пробудить ее. | 92 г., 33 | ||
Цель обряда плотской любви на только что вспаханном поле — принятие женщиной в себя плодоносящей силы Земли, ведущее к рождению ребенка. Это абсолютно органично смотрится в рассказе, где Каллиройя встречается с любимым мужчиной и соглашается стать его моделью для создания будущих скульптур во славу Эллады, поскольку логика сюжета подразумевает дальнейшую счастливую жизнь семейной пары. Но этот же эпизод вызывает вопросы в романе (и вызывал их все время, еще до публикации рассказа): ни по сюжету, ни по логике молодой семнадцатилетней гетере ребенок не нужен, так как поставит крест на ее карьере. Более того, в романе есть неоднократные упоминания сока киуры, травы, которую заготавливает подруга Таис Эгесихора для их общего пользования, травы, которая препятствует беременности, точнее, очевидно, вызывает ее прерывание на ранних стадиях (это видно из фразы Эрис после ночи Таис с Александром: «Не трави себя» [7; С. 271]). Таким образом, согласно психологической логике образа, Таис не должна была бы участвовать в ритуалах плодородия, для нее это не нужно и доставит массу проблем. В то время как для Каллиройи — это естественное выражение ее чувств к избраннику. В рассказе мало того, что эпизод на поле сюжетообразущий, он еще и потрясающе красиво написан, с великолепными описаниями, настолько натуралистичными, что достаточно большой отрывок в роман включен не был изначально, а еще один — вычеркнут цензурой из стандартного издания5. Но, в любом случае, красота эпизода заставила включить его в роман, пусть и вопреки психологической достоверности образа главной героини.
Сразу надо сказать, что это не единственная деталь, пришедшая из рассказа в роман и вызывающая определенные сомнения. Вторым таким моментом является «узкий серп молодой луны» [3, С. 99], превратившийся в «низкий полумесяц» [7. С. 30], при том что страницей выше сказано, что «Тесмофории должны были состояться в первую ночь полнолуния». С литературоведческой точки зрения понятно, что для сюжета требуется почти полная темнота, невозможная в пик полнолуния, но в целом это дополняет коллекцию астрономических вопросов, о которой мы уже упоминали (см. Примечания).
Также надо обратить внимание на некоторую перестановку эпизодов в рассказе и соответствующей части первой главы романа. В рассказе порядок частей следующий:
— «Приход» — Антенор около дома возлюбленной ждет условного часа;
— «Поиски» — рассуждения о красоте и поиске модели для статуи;
— воспоминания Антенора о первой встрече с Каллиройей на берегу;
— «Дети Земли» — эпизод на поле Скирона.
В романе же у нас прямое расположение материала, без временной петли для воспоминаний: встреча на берегу, визит в дом с друзьями, ожидание у входа, поход на поле Скирона.
Что касается чисто лингвистического аспекта, то авторская правка текста рассказа при превращении его в главу романа шла по нескольким направлениям.
1. Были изменены некоторые параметры героини: голубые глаза Каллиройи превратились в серые у Таис, а просто загорелое тело стало медным.
2. Иногда текст описания в романе расширялся, дополняясь различными деталями, обычно уточняющего характера.
| С. | «Каллиройя» | «Таис Афинская» | С. |
| 90 | За поворотом тропинки показался дом из крепкого серого камня, невысокий и бедный на вид. | За поворотом тропинки, огибающей холм Баратрон, показались гигантские кипарисы.
Вот и ее дом, теперь, после десятидневного пребывания в Афинах, показавшийся бедным и простым на вид. |
89 г., 28 |
| 98 | Как всегда, Тесмофории должны были состояться в первую ночь полнолуния, а сегодня праздновалось окончание трудов вспашки. | Как всегда, Тесмофории должны были состояться в первую ночь полнолуния, когда наступало время осеннего посева.
Сегодня праздновалось окончание трудов вспашки — один из самых древнейших праздников земледельческих предков афинян, ныне в большинстве своем отошедших от самого почетного труда — возделывания лика Геи. |
29 |
| 105 | Руки поднялись к волосам извечным жестом женщины, владычицы и хранительницы Красоты, томительной и влекущей, неизбежно исчезающей и без конца возрождающейся вновь, пока существует на земле или на звездах род человеческий... | Таис медленно встала и выпрямилась навстречу первым лучам солнца, еще резче подчеркнувшим оттенок красной меди, свойственный ее загорелому телу. Руки поднялись к волосам извечным жестом женщины — хранительницы и носительницы красоты, томительной и зовущей, исчезающей и возрождающейся вновь, пока существует род человеческий. | 34 |
3. При этом иногда такое расширенное описание может быть разнесено в разные части главы романа.
| С. | «Каллиройя» | «Таис Афинская» | С. |
| 99 | Они вышли через калитку с другой стороны сада и направились по тропинке к элевсинской дороге. | Они вышли через боковую калитку в кустах и направились по тропинке вниз к речке Илиссу, протекавшей через Сады от Ликея и святилища Геракла до слияния с Кефисом. | 30 |
| Таис устремилась вниз по течению речки, затем повернула на север к святой Элевзинской дороге. | 32 | ||
| 104—105 | Неожиданно, склоняясь над лицом любимой, художник понял, что видит ее ресницы, тонкие пряди волос на лбу и темные круги вокруг глаз. Он оглянулся, увидел близкие края поля, ночью казавшегося необъятным. Долгая осенняя ночь кончилась. | Склоняясь над лицом возлюбленной, Птолемей зашептал строчку из любимого стихотворения. | 33 |
| Птолемей увидел ее ресницы, пряди волос на лбу и темные круги вокруг глаз. Он оглянулся. Края поля, во тьме казавшегося необъятным, были совсем близки. Долгая предосенняя ночь кончилась. | 34 |
4. Иногда, наоборот, слишком объемное описание в рассказе с различными деталями становится более кратким и общим в романе.
| С. | «Каллиройя» | «Таис Афинская» | С. |
| 90 | У сложенной из грубых кусков песчаника ограды он остановился... | У сложенной из грубых кусков камня ограды он остановился. | 28 |
| 90 | В этот час сумеречной тишины берег опустел, окраина городка с редкими домами, разбросанными среди садов, выглядела совершенно безлюдной. | В этот час окраина города с разбросанными среди садов домами казалась безлюдной. | 29 |
| 94 | Массивные валы росли, заворачивались, маслянисто сверкая на солнце и расплескиваясь широкими пенными разливами на крутом и плотном песке. | Западный ветер крепчал. Тяжелые, маслянистые под вечереющим небом волны грохотали, разбиваясь о берег. | 14 |
| 99 | Узкий серп молодой луны светил неверно и слабо, готовясь спуститься за Эгалейон. | Низкий полумесяц освещал дорогу. | 30 |
| 100 | За стеной темноты холодным светом вспыхнул открытый беломраморный портик. Тонкие колонны обрамляли полукруг гладких плит, в центре которого на пьедестале черного камня стояло бронзовое изображении богини. | За этой стеной темноты вспыхнула холодным светом беломраморная площадка — полукруг гладких плит. На высоком пьедестале стояло бронзовое изображение богини. | 30—31 |
| 101 | Гребень горы резко выступил в сиянии зашедшей луны, еще светившей по ту сторону хребта. С восточной стороны на долину набежала глубокая тьма, но Каллиройя уверенно ступала по невидимой дороге.
— Скоро звезды заблестят ярче, станет светлее. |
В долине Илисса легла глубокая тьма, луна скрылась за гребнем горы, звезды блестели все ярче. | 32 |
| 105 | Лучами восходящего солнца осветился склон ближайшей горы, в просвете внизу показалась долина с багряными кронами деревьев.
Осенняя роща у дороги превратилась в алую стену, вдали послышалось блеяние овец. |
Внизу, в просвете рощи, послышалось блеяние овец. | 34 |
5. Иногда описания, разнесенные по разным местам рассказа, в романе соединены в одно.
| С. | «Каллиройя» | «Таис Афинская» | С. |
| 90 | Все ушли на праздник к храму Деметры, стоявшему у белых обрывов берега. | Все от мала до велика ушли на праздник, на высоты Агоры и Акрополя и к храму Деметры — богини плодородия, отождествленной с Геей Пандорой — Землей Всеприносящей. | 29 |
| 98 | Народ собрался у храма Деметры, богини плодородия, отождествленной с Геей Пандорой — Землей Всеприносящей. | ||
| 103 | Горячие руки обняли его шею, громадные, ставшие совершенно черными глаза заглянули в самую глубину души, жаркие губы слились с его губами, и звездное небо исчезло. Земля приняла обоих на свое просторное мягкое ложе. | Горячие руки обняли его шею, громадные, ставшие черными глаза взглянули в самую глубь души, губы слились с его губами, и звездное небо исчезло. Земля приняла обоих на свое просторное мягкое ложе. Таис и Птолемей забыли обо всем, кроме своей страсти, неистощимой как море и чистой как огонь. | 92 г. 34 |
| 104 | Антенор и Каллиройя забыли обо всем, кроме своей страсти, неистощимой как море и чистой как огонь. |
При этом надо помнить, что во втором примере между разнесенными частями рассказа находится тот самый эпизод, о котором мы уже говорили (см. Примечания), а в стандартной редакции романа этот эпизод вообще отсутствует и заменен на нейтральное: «Прошло немало времени, когда они снова вернулись в окружающий мир, на поле Скирона» [7. С. 33].
6. Иногда меняется порядок слов, чтобы высказывание производило большее впечатление. При этом могут добавляться или изменяться некоторые слова без изменения смысла и эмоциональной окраски высказывания.
| С. | «Каллиройя» | «Таис Афинская» | С. |
| 90 | Над головой слабо шелестела серебристо-зеленая листва олив. | Серебристо-зеленая листва олив шепталась над головой. | 28—29 |
| 94 | Капли воды блестели на гладкой, загорелой до смуглости коже. | Вода еще стекала по ее гладкому, смуглому от загара телу. | 15 |
| 98 | Предпочла не приводить в дом быков. | И я не стала «быков приносящей» невестой. | 23 |
| 100 | Маленькие ступни уверенно попирали землю, и перисцелиды, ножные браслеты, слабо звенели на ее щиколотках. | Маленькие ноги ступали легко и уверенно, и перисцелиды — ножные браслеты — серебристо звенели на ее щиколотках. | 30 |
7. Иногда изменения лексики добавляют что-то к описанию или дают более объемное видение ситуации. Достаточно сравнить фразу рассказа: «Хитон глубоко западал то с одной, то с другой стороны ее талии, подчеркивая гибкость тела» [3, C. 99—100] и описание в романе: «Она плотно завернулась в темный химатион, при каждом шаге западавший глубоко то с одной, то с другой стороны ее талии, подчеркивая гибкость тела» [7, C. 30]. Во втором случае привлекает внимание сознательное движение героини и уточнение вопроса плотного облегания, поскольку хитон сам по себе западать никуда не может просто в силу своего покроя — много очень свободно лежащих драпировок.
8. Иногда описание чувств в романе становится более развернутым и глубоким.
| С. | «Каллиройя» | «Таис Афинская» | С. |
| 90 | Безотчетная удалая радость заставила Антенора ускорить бег и с порывом ветра буквально взлететь по склону холма. | Не испытанная прежде радость вошла в сердце Птолемея. Порыв ветра словно подхватил македонца — так быстро он взлетел на противоположный склон. | 28 |
| 90 | Еще не совсем стемнело. Молодой скульптор вернулся к морю и уселся над обрывом за кустами. | Солнце садилось медленно. Птолемею казалось нелепо стоять у ворот сада Таис, но он хотел точно выполнить ее желание. Он медленно опустился на еще теплую землю, опершись спиной о камни стены, стал ждать с неистощимым терпением воина. | 29 |
| 99 | В предчувствии великих переживаний Антенор перескочил ограду. | Предчувствие небывалых переживаний заставило его задрожать, как мальчика. | 29 |
9. Иногда, наоборот, из романа исчезают целые куски. Причем порой автор убирает их совсем, а иногда они вырезаны цензурой по своим соображениям, и в настоящее время их можно увидеть в собрании сочинений 1992 г. О паре таких изменений мы уже сказали выше. Вот еще пример.
| С. | «Каллиройя» | «Таис Афинская» | С. |
| 99 | От внимательного взгляда Антенора не укрылось, что щеки юной женщины пылали, а складки хитона на высокой груди вздымались от усиленного дыхания. Огромные глаза смотрели прямо ему в лицо. Заглянув в ее расширенные зрачки, Антенор замер. Но тень длинных, загнутых ресниц легла на синеватые западинки нижних век, погасив почти безумное напряжение взгляда Каллиройи. | Даже в слабом свете масляной лампы Птолемей заметил, как пылали щеки юной женщины, а складки ткани на высокой груди поднимались от частого дыхания. Глаза, почти черные на затемненном лице, смотрели прямо на Птолемея. Заглянув в них, македонец замер. | 89 г.
30 |
| Но тень длинных, загнутых ресниц легла на синеватые западинки нижних век, прикрыв покоряющую, почти безумно напряженную силу взора Таис. | 92 г. 31 | ||
10. Иногда одно незаметное предложение может вырасти в целый мини-эпизод. Так, фраза рассказа «Она предложила Антенору свой плащ» [3, С. 97] превратилась в сцену со свистом Таис, прибежавшим мальчиком-слугой, его недоверием к Птолемею, приказом Таис и возвращением мальчика с плащом: «И тут же вернулся и, уже доверчиво подойдя к Птолемею, протянул ему короткий плащ» [7. С. 16].
Итак, на основе всего вышесказанного мы можем сделать вывод, что рассказ «Каллиройя» стал основой первой главы романа «Таис Афинская», причем были сохранены не только основные сюжетные вехи, но и мельчайшие описания. Изменения касались имен и профессий героев, некоторых их физических особенностей, а с чисто лингвистической точки зрения — литературных улучшений стиля и исторического или географического уточнения описаний. Исключения составляет вопрос описания эротических сцен, часть которых была убрана самим автором, часть — цензурой, а оставшиеся изменены в сторону меньшего натурализма и большей нейтральности. При этом знание о том, что именно этот рассказ послужил основой романа, дает объяснение некоторым эпизодам романа, ранее казавшимся не совсем достоверными с точки зрения психологии героев.
Литература
1. Другая сторона медали (Из архива Ивана Ефремова): мнение коллег-ученых // Чудеса и приключения. — 1992. — № 6. — С. 14—15.
2. Ерёмина, О.А. Иван Ефремов / О.А. Ерёмина, Н.Н. Смирнов. — Москва: Молодая гвардия, 2013. — 682 с.
3. Ефремов, И.А. Каллиройя / И.А. Ефремов // Сверхновая. — 2008. — F&SF. — № 41—42. — С. 89—105.
4. Ефремов, И.А. На пути к роману «Туманность Андромеды» / И.А. Ефремов // Вопросы литературы. — 1961. — № 4. — С. 142—153.
5. Ефремов, И.А. От автора / И.А. Ефремов // Ефремов И.А. Собрание сочинений: в 5 т. Т. 5. Кн. 3. Таис Афинская. — Москва: Молодая гвардия, 1989. — С. 5—12.
6. Ефремов, И.А. Собрание сочинений: в 5 т. / И.А. Ефремов // Т. 5. Кн. 2. Час быка. — Москва: Молодая гвардия, 1989. — 462 с.
7. Ефремов, И.А. Собрание сочинений: в 5 т. / И.А. Ефремов // Т. 5. Кн. 3. Таис Афинская. — Москва: Молодая гвардия, 1989. — 494 с.
8. Ефремов, И.А. Собрание сочинений: в 6 т. / И.А. Ефремов // Т. 6. Таис Афинская: Ист. роман. — Москва: Современный писатель, 1992. — 496 с.
9. Иван Антонович Ефремов. Переписка с учеными. Неизданные работы / Рос. Акад. наук, Архив; сост., авт. коммент. Н.В. Бойко; отв. ред., авт. вступ. ст. П.К. Чудинов. — Москва: Наука, 1994. — 286 с. (Научное наследство. Т. 22).
10. Литературные курьезы. Луна [Электронный ресурс]. — URL: http://astrometric.sai.msu.ru/~shat/PAGE/Curios/Cur_Moon.html. — (Дата обращения 20.05.2016).
11. Материалы к творческой биографии И.А. Ефремова. Жизнь ученого и писателя. Интервью с И. Ефремовым // Вопросы литературы. — 1978. — № 2. — С. 187—208.
12. Переписка Ивана Антоновича Ефремова / автор-составитель О.А. Ерёмина. — Москва: Вече, 2016. — 1536 с.: ил.
13. Успенский, Л. Приключения языка (О языке приключенческой и научно-фантастической литературы) / Л. Успенский // Звезда. — 1958. — № 9. — С. 235—243.
14. Чудинов, П.К. Иван Антонович Ефремов (1907—1972) / П.К. Чудинов. — Москва, 1987. — 222 с.
15. Эко, У. Заметки на полях «Имени розы» / У. Эко. — Санкт-Петербург: Симпозиум, 2002. — 92 с.
Примечания
1. Работа выполнена в рамках реализации Программы стратегического развития ПетрГУ на 2012—2016 гг.
2. Примером более злобных и значительно менее обоснованных нападок может служить фраза из этой же статьи Л. Успенского: «Имеет ли право современный автор, рисуя будущее коммунистическое общество, барахтаться в потоке слов и образов, заимствованных из самых низкопробных бульварных повествушек, культивировать язык и стиль не большой литературы, а именно словесной суетни этих далеко не почтенных, хотя и ходких когда-то произведений?» [13. С. 241—242]. По своему стилю это высказывание напоминает речь одного из Стражей Неба в романе И.А. Ефремова «Час Быка», так поразившую звездолетчиков: «Вы слышали гнусную ложь дрянной женщины, предводительницы шайки межзвездного ворья, с беспримерной наглостью посмевшей назвать себя кровной сестрой нашего великого народа» [6, С. 82]. Вполне возможно, что именно этот отрывок из статьи Л. Успенского и стал образцом стиля для речи персонажа романа.
3. Безусловно, не всегда эти знания абсолютно точны. Например, на сайте МГУ, посвященном астрономическим ошибкам известных писателей и поэтов, упоминают, как минимум, две астрономические неточности И.А. Ефремова. Позволим себе привести цитаты из произведения с соответствующим комментарием. «...Солнце скрылось за холмами, когда Александр покинул празднество. Они ехали все в ряд — Таис, по-прежнему в обличье амазонки, Птолемей, Гефестион и Кратер. Остальные следовали на шаг позади, а по сторонам двойной цепочкой ехала охрана из одетых в броню гетайров. Узкий серпик молодого месяца заблестел над самой вершиной почерневших восточных гор, едва погасла палевая кайма заката...» [8, С. 298]. Серп молодого месяца действительно появляется низко над горизонтом сразу после захода Солнца, но на западе, а не на востоке. Другая ошибка не так очевидна, но тоже свидетельствует о незнании закономерностей смены фаз (Комментарий создателей сайта выделен нами курсивом). «Афинский ваятель и Эхефил закончили свою работу почти одновременно... Клеофрад пригласил Таис и Эрис прийти попозже в дом Лисиппа, провести конец ночи до утра. Чтобы ничего не случилось с красавицами в такое позднее время, несколько друзей явились провожать их по узким улицам на восток и немного выше жилья Таис. Поздняя половина луны ярко освещала отшлифованные ногами светло-серые камни улицы, придавая им голубоватый отблеск. <...> У дверей их встретили Эхефил и Клеофрад в праздничных светлы одеждах. Каждый взял свою модель за руку и повел за собой во мрак неосвещенного дома. <...> Таис, углубленная в созерцание обеих статуй, не заметила, как опустилась луна. Очертания скульптур изменились в предрассветном сумраке. <...> С ошеломляющей внезапностью из-за хребта вспыхнули розовые лучи Эос — яркой горной зари» [8, С. 361—363]. Итак, направляясь в дом скульптора, Таис видит Луну в фазе последней четверти — позднюю, предутреннюю половинку. Однако Луна в этой фазе кульминирует утром и заходит в полдень, опускаясь уже в светлое время суток. Таис и не могла бы видеть, как Луна опускается перед рассветом [10].
4. К сожалению, издатели нигде не указали, где именно они взяли текст для этого издания, поэтому приходится поверить им на слово, что это именно авторский вариант.
5. Большая часть той части рассказа, которая названа «Песнь жизни» [3. С. 103—104], в роман не вошла, но и мы привести этот отрывок в формате статьи, к сожалению, не можем. Что касается более кратких изменений, то вот характерный пример: в стандартном издании 1989 г. выделенный курсивом отрывок отсутствует, что на самом деле мешает воссоздать в воображении такой важный для автора зрительный образ: «Таис выпрямилась и, подняв руки к голове, сняла ленту и распустила волосы. Птолемей бросился на колени, обнимая юную гетеру, на миг прижался к ее животу, откинулся назад и, не опуская рук, с восторгом взглянул в лицо Таис, как богине. Она молчала. Пальцы ее рук сжимались и разжимались, лаская волосы Птолемея, скользя по его затылку и шее» [7, С. 33], [8. С. 34]. В рассказе это описание носит еще более откровенный характер: «Антенор бросился на колени, его руки скользнули по гибкой спине, сблизились на талии и вновь разошлись на бедрах, очертив дивные линии тела возлюбленной» [3. С. 102] (выделенный курсивом отрывок не вошел в текст романа в принципе).
