Глава 4. В каньонах Заалтайской Гоби
В центре обширной Заалтайской Гоби возвышается целая серия горных хребтов, сложенных кристаллическими породами палеозойского возраста. Наиболее западное горное сооружение носит название Алтан-Ула, что в переводе с монгольского означает золотая гора. Среди аратов бытует легенда о том, что в далекие времена здесь добывалось золото. Контуры этой горы, весьма своеобразные, заметны как с севера, так и с юга: западная ее оконечность выступает в виде широкого горба, который к востоку на протяжении 60 км постепенно снижается и сглаживается, примыкая к следующей горной возвышенности — Нэмэгэту-Ула, отличающейся более ровной поверхностью и вершинами в виде небольших уступов. Далее на восток лежит низкая гряда Гильбенту-Ула и горбовидно выступающий массив Сэвэрей. Вся эта горная цепь с востока на запад тянется на расстояние свыше 200 км, а в поперечнике достигает местами нескольких километров. Внутри этих хребтов есть глубокие ущелья с отвесными стенами, а с северной стороны отроги гор прорезаны широкими сухими руслами, спускающимися на протяжении многих километров от горных массивов в обширную Ширэгин-Гашупскую низменность, расположенную между Гобийским Алтаем на севере и Нэмэгэтинской грядой на юге. Кое-где в ущельях гор встречаются небольшие роднички, где растут одинокие тополя. В сквозных долинах, разделяющих упомянутые хребты, имеются неглубокие колодцы с хорошей питьевой водой, около которых можно встретить аратов, пасущих в летнее время свои стада. Вся эта горная гряда — место обитания архаров и янгиров; иногда в предгорья заходят и джейраны.
Происхождение этих горных массивов, выступающих в центре огромной Заалтайской депрессии, вызывало много споров, особенно вокруг вопроса, существовали ли они уже в меловое время. Было установлено, что в некоторых пониженных участках гор до сих пор сохранились красноцветные осадочные толщи позднемелового времени, которые покрывают древние палеозойские породы, образующие горный массив. Высказывалось предположение, что эти красноцветные отложения, образовавшиеся на дне позднемеловых бассейнов и в свое время сплошь покрывавшие Заалтайскую депрессию, были значительно позже, в третичное время, приподняты на существующую высоту благодаря воздыманию всей системы хребтов. Из чего следовало, что современная горная гряда — более молодое образование. Однако, основываясь на такой гипотезе, нельзя объяснить присутствие большого скопления костей и скелетов разнообразных динозавров, черепах, крокодилов и водных беспозвоночных в центре обширной депрессии. Но к этому вопросу мы еще вернемся.
Как уже отмечалось в предыдущих главах, открытие богатейших местонахождений скелетов динозавров в Нэмэгэту-Ула и Алтан-Ула принадлежит советской палеонтологической экспедиции 1946—1949 гг., возглавляемой И.А. Ефремовым. Несмотря на большой объем работ этой экспедиции и последующих изысканий польских палеонтологов, на нашу долю оставалось уточнить условия образования осадочных толщ и характер захоронения этой богатой и удивительной фауны. Такие данные должны были осветить палеогеографическую и палеоэкологическую обстановку прошлого.
Прошло 30 лет с момента проникновения в Нэмэгэтинскую низменность экспедиции Ефремова, и в конце июня 1976 г. из Улан-Батора выехала колонна машин Советско-Монгольской экспедиции, взявшая курс на Наран-Булак. В колонну входили четыре машины марки ГАЗ-66, большой трайлер с водруженным на нем бульдозером, мощный ЗИЛ-131, замыкающим шел бензовоз. У ЗИЛа на прицепе был большой фургон, а у одной из машин — металлическая водовозная бочка на колесах. Двинулись рано утром из палеонтологической базы, расположенной на северном краю города, пересекли весь Улан-Батор и, не доезжая аэропорта, свернули на дорогу, проложенную через высокий хребет Богдо-Ула. Дорога то спускалась в долину, то поднималась на отроги горного массива Хэнтэя. Наконец достигли степных районов и, миновав рудник Хайрхан, решили устроить привал. Остановились около небольшого красивого озера и, пока готовилась еда, с удовольствием осматривали окружающую местность. А она и вправду была очень живописна. Водоем примыкал к огромной гранитной скале высотой около 70 м, которая, будто отполированная, блестела под лучами солнца. В прохладной воде озера мирно стояли лошади, помахивая длинными хвостами. Вдали расстилались необозримые степные просторы. После непродолжительной остановки двинулись дальше. До нашей цели оставалось еще свыше 1000 км.
Когда достигли небольшого сомона Эрдэни-Далай, где машины заправлялись, солнце уже склонилось к горизонту. Преодолев еще 100 км, свернули с дороги и, выбрав удобное место, остановились на ночлег. Вокруг расстилалась холмистая степь, покрытая душистой ковылью. Поужинав и разобрав с машин свои раскладушки и спальные мешки, мы погрузились в глубокий и крепкий сон.
Рано утром следующего дня снова тронулись в путь. Нам нужно было доехать до аймачного центра Далан-Дзадагад и подняться на горный массив Гурван-Сайхан, чтобы к третьему дню пути достичь Наран-Булака. Машины, загруженные тяжелым экспедиционным снаряжением, с усилием преодолевали участки подъемов. Во второй половине дня на горизонте показались зубчатые вершины хребта Гурван-Сайхан («три прекрасные») — восточной оконечности огромной горной цепи Гобийского Алтая. У подножия гор, на равнине, лежал аймачный центр Далан-Дзадагад. За последнее десятилетие город значительно разросся. Возведены хорошая гостиница, школа, больница, магазины, жилые дома и только на окраинах еще сохранились многочисленные юрты. Возле города построен небольшой аэродром, обеспечивающий воздушное сообщение со столицей Республики и более южными сомонами, что за пределами Гобийского Алтая. А.К. Рождественский в своих путевых заметках 1949 г. писал: «Далан-Дзадагад («семьдесят источников») — центр Южно-Гобийского аймака, самый молодой и самый маленький аймак, состоявший из десятка домиков, преимущественно глинобитных, и юрт, приютившихся у подножия хребта Гурван-Сайхан». Таким был в прошлом Далан-Дзадагад, а сейчас это город, куда приезжают иностранные туристы из разных стран для знакомства с Южной Монголией, и по вечерам он залит электрическим светом.
Заправив автомашины горючим и набрав свежей воды из водокачки, мы решили до вечера добраться до горных ущелий Гурван-Сайхан, где наметили очередной ночлег. Вначале дорога вилась у подножия горы на восток, затем круто сворачивала на юг, и поднималась по затяжному склону в сторону хребтов. Здесь ныряла в узкое ущелье, представляющее сквозную долину между массивами Дунд-Сайхап и Цзун-Сайхан. Магистраль связывала аймачный центр с отдаленными южными сомонами — Баин-Далай, Ноен и Гурваи-Тесс. Проехав по ущелью около километра, и свернув с дороги в небольшой боковой сайр, мы оказались в окружении великолепной альпийской растительности. Здесь решили заночевать. Воздух, довольно прохладный, был напоен ароматом цветов и трав. По ущелью, где проходила автомагистраль, вдоль отвесных скал бежал журча небольшой ручей, а над вершинами гор, описывая широкие круги, парили горные орлы. Солнце закатилось за горные цепи, и длинные их тени, постепенно наползая, накрыли ущелье. После сытного ужина и горячего чая стали собираться ко сну. Над нами простиралось черное небо с мириадами блестящих звезд. Особенно отчетливо выделялся млечный путь.
Еще до восхода солнца отправились дальше с намерением к вечеру добраться до Наран-Булака. Миновали сквозное ущелье и перед нами открылась широкая гобийская панорама. Автомашины с большой скоростью мчались по пологому спуску, который заканчивался у сомона Баин-Далай. Проехав это небольшое селение, мы свернули вправо, а не поехали прямо на юго-восток, как это сделала экспедиция Ефремова. Таким образом, Ноен-сомон остался в стороне от прямого пути. Вначале дорога пересекала мелкосопочник и предгорья хребта Дзолен, по затем вывела на широкие просторы нэмэгэтинской низменности, поросшие мелким кустарником караганы и саксаула. В нескольких местах наша колонна спугнула резвых джейранов, стремглав унесшихся в сторону гор.
В головной машине находился заместитель начальника палеонтологической экспедиции В.Ю. Решетов, следивший за благополучным продвижением автоколонны. Тяжелые машины с трудом переваливали через сухие русла, по их вели очень опытные водители, прекрасно знавшие условия гобийских дорог. Особенной виртуозностью отличались Н.П. Радкевич, В.М. Радвогин и М.М. Брагин.
Спустились с востока в нэмэгэтинскую низину, где стали встречаться большие песчаные барханы. Дорога петляла между ними, и мы иногда останавливались, чтобы сфотографировать эти удивительные природные образования. Вскоре добрались до небольшого сомона, названного «солями» (давс) из-за расположенного там соленого озера, где добывают соль. Здесь находилась последняя на нашем пути небольшая заправочная станция, и нужно было запастись горючим.
Поздно вечером, уже в темноте, наша колонна добралась до источника Наран-Булак, где палеонтологи ежегодно возводили свой базовый лагерь. Теперь, девять лет спустя после моего первого посещения этих мест в 1967 г., здесь много изменилось к лучшему. Выход из-под песчаной плиты источника был укреплен бетоном, а вода направлена в металлические трубы, к концам которых прикреплялись переносные резиновые шланги. Один из них вел к небольшой баньке, построенной из досок и фанеры, на краю обрыва. Внутри ее была сложена кирпичная печь с баком для подогрева воды. Часть родниковой воды стекала в деревянный желоб, предназначенный для водопоя скота. Вдоль зеленой поляны стояли большая юрта, отведенная под столовую, около 10 брезентовых палаток, палатка-склад и сколоченная из досок кухня, в которой находилась небольшая плита и рядом движок, подающий вечерами электрический свет во все помещения. Таким образом, в летний сезон здесь возникал целый экспедиционный городок, с данным ему палеонтологами «неофициальным» названием «Наран-сомон». Он был жизненно необходим, если учесть, что отряды выезжали на тяжелые раскопочные и разведочные работы на расстояния десятков и сотен километров, испытывая изнурительную жару и песчаные бури. Можно себе представить, с каким наслаждением они возвращались в Наран-Булак, где можно было отмыться, обсудить результаты работ, провести камеральную обработку собранного материала, написать письма своим родным, упаковать коллекции для отправки в Улан-Батор. А в это же время наши механики сообща ремонтировали автомашины и заправляли их, используя экспедиционный бензовоз, который систематически выезжал в Далан-Дзадагад для пополнения запасов горючего.
На следующий день после приезда в Наран-Булак наш отряд направился к знаменитому местонахождению динозавров в Нэмэгэту. Проехав около 80 км на восток, мы свернули в сторону горного массива Нэмэгэту-Ула. После некоторого блуждания по сухим руслам и пескам, благополучно спустились в большой сайр, ведущий в каньоны, которыми изрезан весь пологий склон, примыкающий к хребту Нэмэгэту. Эти ущелья, образовавшиеся в результате размыва сравнительно мягких осадочных пород, в течение многих веков углублялись и расширялись. Временные потоки и ураганные ветры создали целый лабиринт узких и широких ущелий, в которых легко было заблудиться, изваяли причудливые скалы, очертаниями напоминающие то индийские храмы, то египетские пирамиды. На дне каньонов лежали огромные песчаные плиты, сползшие с верхних частей склонов, разбросанные крупные и мелкие кости динозавров, осколки панцирей водных черепах, скелеты рыб и массивные раковины моллюсков. Мы совершали путешествие по дну большого озерного бассейна, существовавшего 70 миллионов лет тому назад, в мире почти сказочной древности!
Проехав по одному из широких каньонов и обогнув невысокую гряду, мы увидели камень-обелиск, поставленный еще И.А. Ефремовым на месте расположения его лагеря в 1947 г. Сохранились и следы его былой стоянки: разбросанные ржавые консервные банки, обломки досок и позвонки динозавров. Здесь и решили обосноваться. В наш отряд входили опытный литолог Никита Николаевич Верзилин, специалист по остракодам Ирина Юрьевна Неуструева, лаборант Ирина Александровна Краснова, студент Московского университета Андрей Филимонов и шофер Александр Николаевич Ершов. Позднее к нам присоединилась монгольский палеонтолог Хайд Ёндон.
По следам лагеря экспедиции Ефремова, двух лагерей Польско-Монгольской экспедиции и нашего в 1967 г. можно было восстановить хронологию палеонтологических исследований в этом районе Гоби. На территории лагерных участков сохранились небольшие памятные плиты с обозначением дат работ соответствующих экспедиций.
Установив свои палатки, мы провели рекогносцировочный поход по основным каньонам местонахождений. Мне хотелось ознакомить своих товарищей, впервые посетивших эти места, с общим планом геологической обстановки. Пройдя несколько извилистых сайров, мы попали в просторный каньон, названный в свое время советскими палеонтологами «проспектом Ефремова», по сторонам которого высились «здания» из однотонных красноцветных глинистых песчаников самой причудливой «архитектуры». Своеобразием очертаний они были обязаны размыву глинистых горизонтов, из-под которых выступали карнизы более плотно сцементированных песчанистых плит, и действию ветровой эрозии. Стояла удивительная тишина и только какие-то неизвестные нам птицы бесшумно порхали с одного утеса на другой. Перейдя в соседние сайры, мы оказались у более высоких горизонтов разреза, представленных серо-желтыми глинистыми песчаниками. Здесь стали часто встречаться остатки костей и раковины двустворчатых моллюсков. Следует отметить, что богатые залежи костного материала в результате многолетних раскопочных работ предыдущих экспедиций сильно оскудели. Основные «клады» здесь были уже изъяты, и на нашу долю выпадали лишь разрозненные кости динозавров и панцири черепах. В одном из северных каньонов я обнаружил фаланги пальцев передней конечности птицетазового ящера — орнитомимида — с четырьмя острыми когтями.
В последующие дни мы начали уже детальное обследование всех осадочных толщ. Основное внимание было уделено литологии осадочных пород, их текстурам и структурам. Одновременно изучался характер захоронения остатков животных организмов, в частности моллюсков и остракод. Раковины двустворок были встречены в пяти горизонтах, но остракоды концентрировались лишь в одном из более высоких слоев обнажения.
Расположение изученных обнажений
Все осадочные образования, состоящие из песчаников, глин и конгломератов, в нэмэгэтинском местонахождении делятся на две части. Нижние, сложенные из однотонных коричнево-красных песчаников и глин, — почти «немые». В них совершенно отсутствовали ископаемые водные беспозвоночные, лишь местами попадались отдельные скорлупки динозавровых яиц и немногочисленные разрозненные кости мелких ящериц и рогатых динозавров. Эти отложения относятся к барунгойотской свите кампанского возраста. В отличие от этих нижних толщ, названных в свое время И.А. Ефремовым «немыми озерными отложениями», а польскими учеными — «нижними нэмэгэтинскими слоями», верхние отложения отличаются пестроцветностью. Здесь чередуются красные, желтоватые и серые горизонты, в которых неоднократно встречены костные остатки динозавров и черепах, а также рыб, ископаемые моллюски, реже остракоды и харовые водоросли. Все эти отложения и ископаемые организмы, как это будет отмечено ниже, свидетельствуют о существовании здесь в глубоком прошлом водного бассейна, где происходило захоронение органических остатков.
Слоистость озерных отложений хорошо заметна в обнажениях Заалтайской Гоби. Фото Н.Н. Верзилина
Работая в каньонах Нэмэгэту, мы не избежали обычных для этих мест песчаных бурь. Но и в такие дни мы не прекращали своих исследований, хотя старались держаться нижних откосов, поскольку на возвышенностях ветер просто сбивал с ног, да и видимость сокращалась до минимума. В лагерь возвращались всегда с опасением — устоял ли он против такого сильного ветра?
В один из рабочих дней мы вдруг уловили звук приближающейся машины. Оказалось из базового лагеря к нам приехал специалист по черепахам В.Б. Суханов со своим лаборантом. Он задержался у нас один день, в течение которого ему были показаны места находок черепах и остатков динозавров. Имея большой опыт в раскопках позвоночных, он с помощью привезенного с собой специального клея для скрепления костей квалифицированно собрал обнаруженные нами остатки ископаемых животных.
Завершив десятидневное обследование нэмэгэтинских обнажений, мы уже знакомым путем возвратились в базовый лагерь в Наран-Булаке. Он нас встретил непривычной тишиной. Как оказалось, большинство участников других отрядов выехало на места раскопок в Хайчин-Улу и Гурылин-Цав, и в лагере находился только обслуживающий персонал. Самой ответственной фигурой здесь был «комендант» лагеря Иван Иванович Лихачев, в обязанности которого входило следить за порядком, и кроме того он оказывал услугу и научным исследованиям, промывая привезенные с раскопок глыбы песчанистых пород, благодаря чему оттуда вымывались, с последующим процеживанием через сито, мелкие кости и зубы различных земноводных и млекопитающих, представляющих большую научную ценность.
Возле хозяйственной палатки, к нашей радости, стоял Михаил Максимович Брагин со своим бензовозом, а значит, мы могли пополнить порядочно поистраченные запасы горючего и тем самым обеспечить следующий автопрогонный маршрут, который предполагалось направить в район урочища Бамбу-Худук, расположенного к северо-западу от Наран-Булака, на северном борту огромной котловины Ингэни-Хобур. Обнажения Бамбу-Худука были мало изучены и отличались исключительным богатством ископаемых черепах и моллюсков.
Ранним утром следующего дня мы спустились из лагеря в широкий сайр Эхийн-Дзулганай, который тянется на расстояние 60—70 км и впадает в обширную впадину Ингэни-Хобур. Вся эта впадина окружена великолепными обнажениями, сложенными осадочными толщами ранне- и позднемелового времени. На дне впадины местами сохранились также большие бедленды меловых отложений. Мы наметили вначале исследовать северные склоны, а затем осмотреть юго-западные части впадины.
Проехав 40 км по довольно гладкому сайру, свернули направо по хорошо укатанной экспедиционными машинами дороге, которая шла по песчаному склону на север, к обнажениям Хайчин-Улы. В отложениях этого района В.Ю. Решетов уже на протяжении нескольких лет вел интересные раскопочные работы третичных млекопитающих, существовавших здесь около 50 млн. лет тому назад. Обнаруженные млекопитающие свидетельствовали о существовании в большом количестве древних тапиройдов, бронтотериев и различных мелких грызунов в Заалтайской Гоби в палеогеновое время. Многие из них, по мнению Решетова, хорошо сопоставляются с аналогичной фауной из Казахстана и Киргизии.
Заехав на раскопки в Хайчин-Улу, мы приветствовали наших коллег, поинтересовались новыми находками и отправились дальше, к намеченной дели. Спустившись в бугинцавскую низменность, наша машина повернула на запад и направилась вдоль небольших песчаных барханов, поросших густыми зарослями саксаула. По ту сторону зарослей виднелись сплошные обрывы позднемеловых пород, тянувшихся вдоль северного склона впадины Ингэни-Хобур. Они были настолько схожи друг с другом, что мне не вдруг удалось разобраться, который из них Бамбу-Худук. Для этого пришлось подняться на небольшой песчаный бархан, и оттуда, в бинокль обозревая местность, я наконец заметил ориентир — группу тополей, растущих у подножия этого бедленда. Перебравшись через заросли саксаула песчаных дюн, мы благополучно достигли обнажений, где установили свой лагерь почти рядом с черепаховым горизонтом. В отличие от глубоких каньонов Нэмэгэту, здесь осадочные толщи имеют вид невысоких останцов, распространенных на большой площади. Сайры, широкие, но неглубокие не врезались в более древние толщи. Общая мощность осадочного покрова достигала лишь нескольких десятков метров.
В процессе исследований в Бамбу-Худуке были собраны многочисленные раковины моллюсков и остракод. Наш специалист по микрофауне И.Ю. Неуструева очень внимательно через лупу обследовала глинистые толщи, в результате чего, помимо микроскопических раковин остракод, были найдены створки листоногих раков (конхострак) и домики ручейников. Неоднократно попадались кости динозавров и целые горизонты с панцирями черепах. Эти панцири в некоторых местах лежали так густо, что напоминали булыжную мостовую. Невольно напрашивался вопрос — какая причина могла вызвать столь массовую гибель этих животных? Из всех возможных предположений наиболее вероятной кажется гибель черепах в мутьевых потоках во время шторма, которые их захлестывали и тут же захоронили. Свидетельством этому является разнонаправленное положение панцирей. Такое массовое захоронение найдено лишь на одном участке бедленда. В других останцах панцири встречались единично и всегда в горизонтальном положении. Прибывший к нам специалист по черепахам В.Б. Суханов обнаружил здесь великолепные экземпляры этих животных, среди которых оказались весьма редкие виды.
Весь комплекс ископаемых организмов, так же как и характер осадочных пород, хорошо сопоставлялся с верхними горизонтами нэмэгэтинских каньонов, отличаясь от них лишь обилием некоторых водных животных.
Дни стояли жаркие и, возвращаясь в лагерь из маршрутов, мы с жадностью поглощали огромное количество крепкого чая, чтобы восстановить свой «водный баланс». Много неприятностей нам причиняли песчаные бури. Обычно они возникают в вечерние часы душного дня. Сначала наползают мрачные тучи, скапливающиеся над центром огромной котловины Ингэни-Хобур. Становится угрожающе тихо. Даже пустынные животные затихают и прячутся в укромные места, предчувствуя приближение урагана. Появляется темная стена, которая как бы соединяет черные облака с песчаными обрывами. Слышится отдаленный шум, постепенно приближающийся, и наконец сильные порывы ветра обрушиваются на наш лагерь, засыпая его мелкой пылью и песком. На открытых местах метет «позёмка» из песчинок. Порывы ветра усиливаются, сметая на своем пути все, что недостаточно прочно закреплено. Наши палатки беспомощно трепещут, а некоторые срываются с кольев и рушатся. Однажды с треском разорвался большой тент над местом нашей столовой. Порывы ветра достигали такой сокрушительной силы, что алюминиевые колья некоторых палаток гнулись и обламывались как соломинки. Трудно было удержаться на ногах. Вокруг — кромешная тьма и ничего не слышно, кроме воя ветра и хлопанья разорванного тента. Облака над нами словно застыли, не двигались с места. Порывы ураганного ветра то усиливались, то слабели, и наконец зловещий шум стал удаляться на восток, а на небе между туч выплыла огромная яркая луна, с удивлением взирая на причиненный нам ущерб. Участники экспедиционного отряда, измученные борьбой со стихией, собрались в уцелевшей хозяйственной палатке, чтобы, промочив горло кружкой чая, обсудить создавшееся положение. Весь следующий день ушел на восстановление пострадавшего лагеря.
По нашим наблюдениям, такие песчаные бури особенно часто возникают в северо-западной части глубокой котловины Ингэни-Хобур, откуда они перемещаются на восток, как в Нэмэгэтинскую, так и Ширэгин-Гашунскую низменности, наметая в восточных оконечностях их высокие гряды барханов — продуктов переноса огромных песчаных масс с запада. В одной из своих популярных книг А.К. Рождественский совершенно правильно отметил, что сильные ветры Гоби почти всегда дуют в направлении с запада на восток. Механизм образования таких бурь связан, по-видимому, со свойственными этим районам метеорологическими особенностями. Котловина Ингэни-Хобур ограничена с севера высокими хребтами Гобийского Алтая, с запада и северо-запада — отрогами массивного Монгольского Алтая, с юга — горными сооружениями Цаган-Богд и Тост-Улы. В летний знойный день над котловиной скапливается неподвижный горячий воздух, а на соседних хребтах воздух значительно прохладней. Создается резкий температурный перепад, и прохладные воздушные массы низвергаются в котловину в виде сильных потоков, вызывая песчаные бури.
Аналогичные ветровые процессы наблюдаются и на Байкале с той лишь разницей, что температура воздуха над акваторией озера значительно ниже таковой над окружающими озерную котловину хребтами. Разница температур вызывает ветры ураганной силы типа «сармы», «верховика», «баргузина», «култука» и других, вовлекающие в сферу своего действия уже водные массы этого озера.
Обследовав район Бамбу-Худука, мы перенесли свой лагерь на юго-западный склон впадины Ингэни-Хобур, где обосновались у подножия горы Онгон-Улан-Улы. Здесь лежали осадочные толщи того жe озерного типа, но более древнего, раннемелового возраста и не горизонтально, как позднемеловые, а под большим углом к современной поверхности земли, будучи вздернуты последующими горнообразовательными движениями. Желтовато-серые по окраске, они включали и горизонты розовых тонов, а по составу ископаемых животных резко отличались от изученных ранее в Бамбу-Худуке, Нэмэгэту и Алтан-Уле: при отсутствии остатков динозавров и других позвоночных в изобилии встречались большие (размером с кулак) и высокие раковины моллюсков рода сайншандия, мелкие двустворчатые и брюхоногие моллюски и разнообразные остракоды. Иными словами, перед нами были прибрежно-озерные отложения, свидетельствующие о существовании обширного водного бассейна на территории современной безводной впадины Ингэни-Хобур в конце раннемелового времени. Полученные сведения по-новому освещали не только геологическую историю этого края, водных бассейнов прошлого, но и эволюцию органического мира на границе раннего и позднего мела.
Интересные результаты показали исследования и северо-западных отрогов Алтан-Улы, до 1976 г. не проводившиеся на этом участке, поскольку бытовало мнение, что там отсутствуют выходы осадочных пород, столь широко распространенные с южной стороны этого массива с его грандиозными выходами меловых костеносных толщ. Однако в одну из рекогносцировочных поездок по северному краю предгорий Алтан-Улы В.Ю. Решетов обнаружил небольшой останец, в котором нашел коготь хищного динозавра и раковину моллюска. Заинтересовавшись этим, он просил нас более подробно изучить отложения северной стороны горы.
Пересекая многочисленные сухие русла, ведущие с гор в низину, мы спустились в обширный сайр, с высокими крутыми откосами, в которых обнажались молодые четвертичные породы. Посредине сайра местами росли небольшие кусты золотистой караганы, и по следам промоин было видно, что во время ливневых дождей потоки устремляются множеством рукавов в сторону долины.
Нашими исследованиями было установлено, что осадочные породы, окружающие кристаллический массив, также сложены красноцветными толщами древнего мелового водного бассейна; в них были обнаружены разрозненные кости динозавров и черепах, но остатки беспозвоночных отсутствовали.
Свой лагерь мы разбили в огромном сухом русле у северо-западных отрогов Алтан-Улы. Наш коллектор Андрей Филимонов, решив подняться вверх по сайру в сторону виднеющихся темных скал, вскоре вернулся и возбужденно сообщил, что в трех километрах возле самой горы обнаружил тенистый оазис с большими деревьями, выше которого находится ущелье с вытекающим из него ручейком. На следующий день мы отправились туда на машине и оказались в небольшой долине, с юга окруженной отрогами палеозойского массива Алтан-Улы, а с севера и запада — красноцветными осадочными толщами. Сайр здесь расширялся и раздваивался. Основное русло уходило на юг, «пропиливая» палеозойскую гряду, а боковое сворачивало влево и шло вдоль крутых откосов красноцветных пород к востоку, переходя в узкое мрачное ущелье, прорезающее отроги горы Алтан. По сторонам этого русла росли большие деревья — разнолистные тополя, кусты тамариска и высокие травы (дэрэс). Среди трав сновали крупные ящерицы — агамы, достигающие 25—30 см, спугнутый нами выводок куропаток торопливо удалялся вверх по руслу.
Мы направились в узкое живописное ущелье. Из угрюмых скал с шумом выпорхнула стая горных куропаток — кехликов, на фоне видимой части голубого неба парили горные орлы. По дну ущелья местами узкой струйкой сочилась прозрачная вода, быстро исчезающая в песке.
Еще на подходе к ущелью мы заметили множество звериных троп, спускающихся с крутых откосов в долину. Они несомненно вели к месту водопоя, к чему тянется все живое в этих безводных пространствах. Однако представить себе, что этим местом служит столь узкое ущелье с дном, местами образующим крутые уступы, было довольно трудно. Видимо, где-то поблизости находился другой источник водопоя, более доступный для табунов диких животных. Вскоре это предположение подтвердилось. На обратном пути к лагерю я заметил рядом с ущельем небольшой зеленый холм, возвышающийся на открытом месте и заросший камышом и дэрэсом. Подойдя ближе к зарослям, увидел небольшой водоем с чистой водой, по которому деловито шныряла пара куликов. Берег этого водоема был сплошь изрыт копытами. Хорошо утоптанные на протяжении десятков километров тропы, пересекая соседние сайры и возвышенности, стекались именно сюда. Некоторые из них были проложены по почти отвесным скалам красноцветных песчаников.
В процессе своих исследований, часто встречаясь со стадами джейранов, куланов, архаров и янгиров, мы не раз задавались вопросом, где утоляют они жажду. Ведь помимо колодцев, используемых аратами для водопоя домашнего скота, в Гоби очень редко встречаются родники, доступные для диких обитателей пустынных пространств. Из бесед с зоологами выяснилось, что джейраны и дзерены способны длительное время обходиться без воды, ограничиваясь влагой растительного корма, но куланы более требовательны в этом отношении. Архарам и янгирам, обитающим в гористых местностях, вероятно, известны местонахождения небольших источников в горных массивах. В иных местах животные находят участки в сухих руслах, где водоносные горизонты лежат неглубоко, и здесь «копытят», т. е. копытами выгребают ямы, в которых постепенно накапливается вода. Такие ямы мы часто встречали в Восточной Гоби, где на близкое присутствие воды указывают заросли высоких трав и камыша, а также скопление деревьев. В Заалтайской Гоби сухие русла такого типа не встречаются, зато чаще попадаются оазисы с родниковой водой различной солености. Наиболее известный из них с большим дебитом воды — Наран-Булак, о котором уже было упомянуто выше. Около 60 км к западу от него, в красных каньонах Хэрмин-Цава, также есть оазис с солоноватой водой. Далее на юго-запад, недалеко от горы Цаган-Богд, находится обширный оазис Эхийп-Гол, откуда вытекает около 20 родников. Там расположена опытная овощеводческая станция по выращиванию огурцов, помидоров, арбузов и дынь. Но в районе к северу от Алтан-Улы такие оазисы известны не были. Видимо, обнаруженный нами водоем, вдали от стойбищ аратов, был одним из основных мест водопоя диких животных. Возможность понаблюдать за дикими животными во время их водопоя в ночные и утренние часы показалась мне очень заманчивой. И решив пожертвовать ночным отдыхом, я отправился с биноклем к водоему. Выбрав подходящее место на возвышенности около ущелья, откуда хорошо просматривался водоем, я удобно устроился и затаился. Потекли долгие часы ожидания. С наступлением темноты ущелье сразу ожило. Раздались приглушенные крики ночных птиц. Несколько раз бесшумно пролетали большие совы, сновали летучие мыши. В долине раздался отчаянный крик зайца, схваченного, видимо, совой. Из-за гор выплыла полная луна, осветив магическим светом причудливые скалы и долину. Где-то за мной, в ущелье, с шумом покатился камень. Но животные не появлялись, и я даже начал сожалеть о напрасно потраченном времени, как вдруг с востока, со стороны горного массива, появились три тени, две крупные и одна маленькая. Осторожно, рывками, приближались они к водоему. Я направил свой бинокль и в довольно ярком лунном свете отчетливо увидел большого самца архара с великолепными загнутыми рогами, которого сопровождали самка и детеныш. Самец временами останавливался, чутко прислушиваясь и, убедившись в безопасности, все трое подошли к водоему и жадно прильнули к воде. Напившись, спокойно удалились в том же направлении. Прошло еще немного времени, и на утоптанной тропе противоположного склона появилась тень, которая приближалась довольно быстро. Это был одинокий кулан, рысцой спускавшийся в долину. Он дольше задержался у воды, громко фыркал, наслаждаясь прохладной влагой. Затем наступил длительный перерыв. Ночь была довольно прохладной, и я уже стал подмерзать, находясь в неподвижном положении. Чуть забрезжил рассвет, и я неожиданно заметил приближение небольшого табуна куланов в пять голов — трое взрослых и два жеребенка. Они гуськом спускались по крутой тропе легкой рысцой. Подойдя к водоему, стали жадно пить, отталкивая друг друга. Потоптавшись у воды и пощипав сочную траву, медленно удалились той же тропой. Занималась заря. Когда первые лучи восходящего солнца проникли в долину, все опустело, и только гоготание горных кехликов нарушало тишину. Несомненно, источник посещают и джейраны, но их мне не удалось увидеть в эту ночь.
Убедившись, что ночные наблюдения окончены, я с наслаждением выпрямился и медленно зашагал в лагерь, где все еще спокойно спали в палатках. Спать уже не хотелось, я был переполнен впечатлениями, редко выпадающими на долю горожанина: увидеть животных в первозданной обстановке, где они не связаны загонами и вольерами зоологических парков — великая удача.
Из бесед с аратами о найденном нами месте водопоя, выяснилось, что в горах им известно еще несколько источников, один из которых носит название «источник янгиров». Поражало, что дикие обитатели этих мест безошибочно находят местоположения таких источников, преодолевая десятки километров, чтобы утолить жажду.
Закончив работу на северо-западных отрогах Алтан-Улы, мы решили обогнуть этот массив с запада и детально обследовать его южные склоны — места, где в свое время экспедицией Ефремова была открыта так называемая «могила дракона».
Выехав из Наран-Булака в сторону гор, наша машина пересекла довольно ровные пространства дна котловины, а затем стала постепенно подниматься к массиву Алтан-Ула. Хотя в тех местах я бывал еще в 1967 г., но за девять лет из памяти совершенно истерлась дорога туда, и пришлось ее заново отыскивать. Когда достигли глубоких сайров, решили, поднявшись выше по склону, продвигаться на запад вдоль подножия гор до огромных костеносных каньонов. С великим трудом достигли горного массива, но проехать вдоль него оказалось невозможно, так как весь склон был завален камнями и изрыт множеством промоин. Наша бедная машина, переваливаясь с боку на бок, черепашьим шагом преодолевала все эти препятствия. Долго по такому пути мы двигаться не могли без опаски поломать машину, и решили снова спуститься ниже по склону.
Во время спуска попали в царство диких животных. На нашем пути вдруг возникло стадо янгиров, оторопело застывшее от нашего появления. Путь к горному массиву был им отрезан нами, и они стремглав бросились в ближайший глубокий сайр. Спустившись еще немного ниже по склону, шофер Ершов был принужден затормозить, так как наш путь пересекал табун куланов. Как завороженные, следили мы за бегом этих красивых животных, пока они не исчезли в зарослях саксаула. Далеко внизу, у самого подножия склона, еле заметным пятном виднелось стадо джейранов. Эти нежданные встречи скрасили наш изнурительный путь и подняли наш дух, после чего уже в бодром настроении мы добрались до намеченной цели.
Остановив машину на краю глубокого обрыва, сразу же спустились в обширный каньон для рекогносцировочного осмотра обнажений. Пас поразило огромное скопление ископаемых рыб, заключенных в большие плиты плотных песчаников. Встречались также обломки костей динозавров и черепах, целые горизонты с раковинами моллюсков и остракод. Все это свидетельствовало о бурном развитии пресноводной фауны, обитавшей 70 млн, лет тому назад в этом ныне безводном крае. Дальнейшее детальное обследование подножия Алтан-Улы подтвердило наше предположение о существовании больших водных бассейнов на этой территории.
Среди участников совместной Советско-Монгольской палеонтологической экспедиции было много опытных и закаленных половых работников как научного, так и обслуживающего персонала. Все они исколесили многие районы азиатского материка и неоднократно принимали участие в различных разведочных и раскопочных работах.
Говоря об обслуживающем персонале, следует особенно отметить наших экспедиционных шоферов, от квалификации которых в немалой степени зависит успех полевых работ. На их долю выпадают тяжкие поездки через пески и горы и заболоченные равнины. Случалось и застревать в песках, и вязнуть в липкой глине такыров, что сильно сокращало драгоценное время, отведенное на научные исследования. К счастью, такие коллизии возникали редко. Большинство водителей были опытными специалистами, до тонкости знающими «характер» своих машин, что особенно ценно, принимая во внимание отдаленность, труднодоступность и безводность исследуемых нами территорий. Не менее важно и другое — осознание значимости техническим персоналом самих научных исследований и своей причастности к ним. Этими качествами особенно отличался шоферский состав палеонтологической экспедиции И.А. Ефремова, сумевшего пробудить в нем такой интерес к работе, который обеспечил не только успешное продвижение экспедиции в неизведанные районы, по непосредственное участие всего коллектива в разведках и раскопках динозавров. По рассказам Л.К. Рождественского, в 1947 г. именно бригадиру шоферов Василию Ивановичу Пронину, посчастливилось первому открыть «могилу драконов» в Алтан-Уле. Не могу не пересказать события тех лет.
Во время поисков остатков динозавров в центральном бедленде Алтан-Улы А.К. Рождественский и В.И. Пронин разошлись по глубоким каньонам. Пронин попал в такой лабиринт ущелий, что потерял ориентировку и присел отдохнуть, думая уже не о костях, а о том, как выбраться оттуда. Именно в этот момент его взгляд упал на песчаную плиту, из которой торчал скелет огромного ящера, а неподалеку из осыпи выступали кости по крайней мере еще трех экземпляров. Из этого кладбища динозавров, впоследствии названного «могилой дракона», в течение двух лет интенсивной работы были выкопаны скелеты, принадлежавшие гигантским травоядным зауролофам, одни задние ноги которых достигали в высоту более трех метров.
Такие шоферы, как В.И. Пронин, И.И. Лихачев и другие, помимо своих прямых обязанностей, приносили большую пользу в разведочных и раскопочных работах. После поездки по Монголии они в 1959 г. участвовали в Советско-Китайской палеонтологической экспедиции, а в 1974 г. И.И. Лихачев и М.М. Брагин монтировали скелеты динозавров на выставке в Японии. В настоящее время вся эта отважная тройка «ветеранов пустынных горизонтов» продолжает работать в Советско-Монгольской палеонтологической экспедиции. Правда, в последнее время В.И. Пронин и И.И. Лихачев занимаются в Наран-Булаке хозяйственной деятельностью, а за М.М. Брагиным закреплен бензовоз, на котором он доставляет горючее для остальных машин из Далан-Дзадагада.
Хочется отметить великолепную работу Николая Григорьевича Радкевича и Виктора Михайловича Радвогина. Первый водил огромный трайлер, на котором был вывезен из Гоби в Улан-Батор не один крупногабаритный монолит с динозаврами; второй управлял многотонной машиной ЗИЛ-131, также перевозившей тяжелые ящики с образцами и монолитами. Все они прекрасно ориентировались на местности и добросовестно относились к своему нелегкому труду. По характеру весьма различные, были прекрасными товарищами, интересными собеседниками, любили природу, экспедиционную жизнь. От них мы узнавали множество занимательных историй из их многолетней жизненной практики. Чего только они не повидали на своем веку! Большинство из них участвовало в Великой Отечественной войне. Под напускной грубоватостью, они скрывали доброе сердце и чуткую душу. В.И. Пронин и И.И. Лихачев, как уже было отмечено, последние годы попеременно исполняли обязанности «коменданта» лагеря в Наран-Булаке. В их ведении находился склад полевого имущества, продуктов; они отвечали и за порядок в лагере и проявили себя как «новаторы» — завели небольшой огород на склоне горы, у ключа, где успешно выращивали редис, лук и даже картофель; последний, правда, обычно не вызревал. Добровольно они взяли на себя обязанность промывать осадочную породу под струей из шланга и отбирать зубы, челюсти и конечности мелких млекопитающих. В беседах они часто обращались памятью к давним временам экспедиции в Монголию под руководством Ивана Антоновича Ефремова, о котором рассказывали с любовью и уважением. За последние годы на смену ветеранам пришли новые виртуозы водительского искусства. К ним следует отнести Ивана Федоровича Нестерова и Гарика Ражденовича Аншба. Великолепные механики и безотказные работники, они осуществляли самые ответственные и тяжелые маршруты.
Наибольшие трудности выпадали на долю шоферов при погрузке и вывозе крупных монолитов. Два монолита с шестиметровым панцирным динозавром, найденным в Хэрмин-Цаве, доставили особенно много хлопот. Скелет этого динозавра был обнаружен Барсболдом Ринчином на крутом склоне северной оконечности обрывов Хэрмин-Цава. На раскопку и обработку скелета ушел почти весь полевой сезон. Скелет заключили в деревянную опалубку в виде прочного ящика, причем двухметровый хвост был отчленен и отдельно залит гипсом. Получилось два монолита: один — двухметровый, более легкий, и четырехметровый, тяжелый (около 6 т). Проблемой оказалось спустить эти монолиты с верхней препаровочной площадки к подножию склона. Для этого пришлось использовать всю имеющуюся технику, включая несколько многотонных машин и бульдозер. Особенно виртуозно работал бульдозерист Толя Бочонков. Не менее сложной оказалась и погрузка массивных монолитов на специальный трайлер, который водил Н.Г. Радкевич. Наконец вся операция благополучно завершилась, но предстоял дальний путь, вначале до Наран-Булака, а затем и до Улан-Батора. Наиболее сложным оказался 70-километровый автопробег до Наран-Булака, так как здесь пришлось продвигаться по песчаному склону, спуститься и подняться в большой песчаный сайр. Радкевич на своем трайлере осторожно, но уверенно, преодолевал все эти препятствия, хотя трайлер скрипел и трещал вовсю. Когда трайлер, эскортируемый двумя машинами и бульдозером, благополучно прибыл в базовый лагерь Наран-Булак, раздались крики «ура» и ружейные выстрелы. Учитывая позднее осеннее время и завершение полевых работ, руководство экспедицией пришло к разумному заключению: законсервировать монолиты в Наран-Булаке до следующего года. На следующий год отремонтированный трайлер, ведомый Радкевичем, благополучно перевез этот тяжелый груз в Улан-Батор.
Огромный 6-тонный монолит с панцирным динозавром, подготовленный к погрузке на трайлер. Фото В.Ф. Шувалова
За последние 9 лет существования Советско-Монгольской палеонтологической экспедиции (с 1969 г.) появились молодые, достаточно опытные научные руководители, успешно проводящие поисковые и раскопочные работы. С монгольской стороны вырос в крупного специалиста по динозаврам Барсболд Ринчин, который с большим энтузиазмом и знанием дела собрал великолепную коллекцию главным образом мелких хищных динозавров. Таким коллекциям могут позавидовать сейчас многие музеи мира. При раскопках большую помощь ему оказывал уже пожилой препаратор Намсрай, который успешно находил остатки динозавров и искусно препарировал их. С советской стороны хорошими организационными способностями и глубокими научными знаниями выделялся молодой научный работник Палеонтологического института Академии наук СССР Валерий Юрьевич Решетов. Все основные работы в Заалтайской Гоби проходили под его непосредственным руководством, хотя большое внимание он уделял раскопкам палеогеновых млекопитающих, специалистом но которым являлся, но успешно проводил раскопки и меловой фауны. Его работы в обнажениях Хайчин-Улы, откуда были извлечены скелеты многочисленных тапиройдов и бронтотериев, вызвали большой интерес среди палеонтологов многих стран. Помимо этих сравнительно крупных млекопитающих, там попадались костные остатки мелких древних животных. Особый интерес вызывали извлеченные из позднемеловых осадков челюсти, зубы и мелкие кости древних млекопитающих. По мнению Б.А. Трофимова, такие остатки древних млекопитающих встречаются сейчас не только в позднемеловых, но и в раннемеловых отложениях. Раскопки млекопитающих из палеогеновых толщ В.Ю. Решетов организовал очень фундаментально — с применением бульдозерной техники и отбойных молотков. В одном из объектов Хайчин-Улы неоднократно производились и взрывные работы. В результате был получен прекрасный материал по разнообразным млекопитающим, который хорошо сопоставляется с коллекциями из Казахстана, Средней Азии и Северной Америки.
По мнению многих палеонтологов, раскопочные работы в Монголии важны не только для изучения динозавровой фауны, по играют важную роль в деле выяснения эволюции млекопитающих — животных, господствующих на земном шаре в настоящее время. Сейчас известно, что наиболее древние млекопитающие появились еще в триасе, т. е. почти 200 млн. лет тому назад, и в течение мезозойской эры претерпевали неоднократные изменения. Наиболее прогрессивная группа млекопитающих — плацентарная, или эутерии, («настоящие звери») развивалась в меловом периоде. Это были, по мнению специалистов, как правило, мелкие, величиной с современную мышь, животные, не имевшие признаков узкой специализации. По мнению Б.А. Трофимова и В.Ю. Решетова,1 «Одним из замечательных открытий в области изучения древних млекопитающих является находка их остатков в отложениях раннего мела Монголии». Среди азиатских ископаемых млекопитающих, известных в основном из крупных местонахождений юга Монголии — Баин-Дзака, Нэмэгэту-Улы и Хэрмин-Цава, — в позднемеловое время продолжают преобладать плацентарные, а из архаичных присутствуют только многобугорчатые — мультитуберкуляты. Эта группа представляла ранних аналогов кайнозойских грызунов. В меловое время, по-видимому, происходило раннее формирование настоящих насекомоядных, зайцеобразных, приматов, древних хищных и копытных (группа кондиляртра), пантодонтов и динацерат. Учитывая появление в этот период многочисленных млекопитающих, получивших в дальнейшем широкое развитие на земном шаре, можно понять, почему раскопки палеогеновой фауны так интересовали В.Ю. Решетова и его коллег. Вокруг каждой небольшой косточки этих примитивных животных возникали споры и толки.
Мы неоднократно заезжали на их раскопки и с интересом наблюдали за той ювелирной работой, которую группа Решетова проделывала при расчистке черепов и скелетов млекопитающих. Особенно эффектно выделялись в светло-серых песчаниках длинные лопатообразные выросты на черепе бронтотериев. Выросты развились на черепе за счет носовых костей и служили своеобразным приспособлением для свободного дыхания при погружении морды животного в воду, так как ноздри располагались в верхней части «лопаты». Жили бронтотерии 50—40 млн. лет тому назад. Основные остатки палеогеновых млекопитающих были найдены в Хайчин-Уле, где довольно «комфортабельно» обосновался отряд В.Ю. Решетова. В лагере были установлены две небольшие юрты и большой вагон на колесах, служивший «кают-компанией». Питьевую воду сюда привозили в железной цистерне из Наран-Булака (65 км). В конце субботнего дня лагерь на Хайчин-Уле пустел, так как все участники отряда садились на машины и выезжали в базовый лагерь в Наран-Булак, где устраивался банный день. После тяжелых раскопочных работ под жгучим гобийским солнцем так приятно было, отмыв песчаную пыль и пот, отдохнуть в палаточном городке, написать письма своим родным и обсудить полученные результаты.
Наш отряд, в свою очередь, преодолев длительные маршруты по пустынным районам, также с большим удовольствием возвращался в этот хорошо оборудованный лагерь, в котором по вечерам зажигался электрический свет и в неограниченном количестве имелась холодная ключевая вода.
Примечания
1. Трофимов Б.А., Решетов В.Ю. Азия как центр развития млекопитающих. — Природа, 1975, № 8.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
