И.А. Ефремов — И.И. Пузанову
Москва
1 июня 1951 г.
Дорогой Иван Иванович!
Все ожидал готовности Фрины1 и ответа В.А. Обручева, чтобы ответить Вам, но с Фриной терпение мое иссякло — наш фотограф один раз снял неудачно и, обескураженный, не появляется — «волынит».
Обручева теперь так, запросто навещать нельзя — всякий разговор его, оказывается, волнует. Можно переписываться, что я и сделал. Обязательный старик ответил мне аккуратно, заявив, что никогда он Вам этого не рассказывал (кисе́-гиик) и сам ничего по этому поводу не знает.
По его предположению, Вам рассказывал об этом Сушкин. В.А. Обручев пишет, что он очень хорошо помнит все детали своих путешествий девятнадцатого века, хотя и забывает постоянно все происходящее с ним теперь. Он просит Вас написать ему, когда, при каких обстоятельствах и что именно он Вам рассказывал — тогда, может быть, ему удастся восстановить в памяти, хотя он и сомневается, что он когда-либо, что-нибудь знал о кисе́-гиике, так как в дневниках и написанном ранее о путешествиях ни разу нет ни одного воспоминания об этом. Обручев уверяет, что такую интересную вещь он обязательно бы упомянул где-либо.
В общем, по-видимому, в самом деле он ничего не знает — дело, значит, в П.П. Сушкине — следовательно, в могиле...
У меня самое хлопотливое время — цейтнот с выполнением планов. У сына экзамены, у Елены Дометьевны — подготовка к экспедиции — в общем весь дом трудится с утра до вечера, не помышляя об удовольствиях и общении с широким миром. А тут еще не везет с автомашиной — оказывается совсем нелегко купить летом «Победу» — товар сезонный, вроде тапочек. Весьма возможно, что так и не купим и мирно поедем в Коктебель на вульгарном поезде... Но все же постараемся еще не сдаваться — время есть! <...>
Решили ли Вы, куда поедете в сем году? Если бы была машина, то обязательно заехали бы к Вам в Симеиз, так как будем в Крыму, е[сли] ж[ив] б[уду], во второй половине августа и в первой половине сентября. Но если мы окажемся простыми смердами в Коктебеле, то не появитесь ли Вы там в начертанное свыше время? Было бы очень хорошо, если бы Вы написали теперь уже поконкретнее о своих летних планах — уж очень приятно было бы встретиться с Вами в период вольного существования и пофилософствовать на идиллические темы. О красоте, уходящей из мира, например... и ее пришествии в мир — на следующем изгибе спирали!
О Крите и Мохенджо Даро, о гигантских пралюдях, о вертикальной (меридиональной) миграции человечества в его постепенном размножении и последовавшей затем великой широтной миграции средиземного пояса, что и отражено в старых легендах как смена Лемуров на Атлантиков. О эволюции общего идеала красоты человеческого тела в связи с общим развитием и сменой культур — в общем о весьма многом, что Вы сможете и оценить, и дополнить, и раскритиковать.
Большущий привет Вам от всего семейства, которое относится к Вам с искренней любовью.
А Фрину я все же пошлю Вам, как только удастся ее снять, добыв более чувствительную и мелкозернистую пленку.
С искренним уважением
Ваш И. Ефремов
АРАН. Ф. 1674. Оп. 1. Д. 293. Л. 1, 1 об. Авторизов. машинопись.
Комментарии
1. Вероятно, речь идет о фотокопии фрагмента картины художника Г.И. Семирадского «Фрина» (модель древнегреческого скульптора Праксителя), которую И.А. Ефремов хотел послать И.И. Пузанову.
