И.А. Ефремов — И.И. Пузанову

Москва

20 мая 1952 г.

Дорогой Иван Иванович!

Теперь могу написать Вам, не опасаясь передать заразу через письмо. Не то вирусный грипп, а может быть и более вульгарная ангина сразили меня внезапно, после одного ученого совета, и пришлось снова лежать.

На майские праздники, взяв по одному дню отпуска, мы всем семейством совершили пятидневную поездку (на чужой «Победе», с археологами) в старую Русь. Были в Переславле-Залесском, Борисоглебске, Ростове Великом, Угличе, Ярославле, осматривая преимущественно музейные церкви от XII до XVII веков. Почти переселились в шестнадцатый век сами, даже били в колокола: Сысой — две тысячи пудов, звучит в до бемоль; Полиелейный — тысяча пудов, ми; Лебедь — пятьсот пудов, фа диез, и так далее. Не понимаю, как можно сделать так, чтобы такая махина давала определенную ноту — этого я сообразить не могу — мрак безыменный в скудоумной голове моей.

Сняли ряд интересных снимков и очень довольные вернулись в Москву, где к уже испытанным удовольствиям прибавилось Ваше письмо. Но, увы, — пришлось расплатиться^*.

Кстати, моряка не ругайте — он всячески хотел меня увидеть, но не смог, я был «в гоньбе», и письмо он оставил. Я не написал Вам о Катаеве, потому что хотел сначала познакомиться с этим произведением, но этого мне сделать до сих пор не удалось. А в Коктебеле он кажется был, когда мы приехали, но держался весьма особняком, как и подобает высокопоставленной особе. Поэтому я его и не видел, а если и видел — не обратил внимания.

Очерк¹ его обязательно прочитаю, как только немного управлюсь с делами — их прямо до невозможности много! <...>

Мне очень нравится идея написания биогеографии² в задуманном Вами плане. Я думаю, что это будет очень хорошо,, интересно, а главное, своевременно, так как мелкие и мелкоплавающие специалисты, действительно, уж раздробили все до такой степени, что совершенно нет ничего для человека, не столь искушенного. У Вас есть еще одна, чрезвычайно ценная черта, которой я сам, увы, не обладаю, — это краткость, умение в десяти-двенадцатилистной книге дать много материала и сказать все самое главное, что в науке есть. Многие даже не понимают, как это важно!

У Геккера я спрашивал о палеофонусе, но тот мямлил: «Что-то, давно по Циттелю известное», и мне стало ясно, что он ни фига не знает.

Я обратился к Родендорфу, и тот обещал мне раскопать литературу и сказать последнее слово по этому созданию. Как только он это сделает, а сделает он добросовестно, я напишу Вам сразу же.

Вспомнил еще. О Вашей пинакопоэзии. Древним грекам это описание картин в стихах было ведь делом важным и привычным, как знаете. Вот я и разыскал, как же они называли такое занятие: экфразис. Конечно, лучшим «экфрастом» был Филострат.

Итак, Вы занимаетесь одновременно экфразисом и периэгезой, поскольку обходите местности, грады и веси, описывая их также. Это мне нравится.

Кстати, о Фрине — еще материал для очередного экфразиса (помните, Вы мне рассказывали про «решето»?) — знаете ли Вы историю про Праксителя, его лучшую статую и Фрину? Ежели нет, то напишу Вам.

Очень сожалею, что не знал о Вашем «юбилее», почему и послал только «Тафономию». Ну, это можно будет исправить позднее...

Письмище получилось невероятно длинное, я явно злоупотребляю Вашим терпением, надо кончать.

Все же позвольте еще несколько слов о лете.

У нас лето это, по-видимому, складывается своеобразно — семейство рассыплется. Сын собирается с археологами копать курганы в Танну-Туву (неплохо, а? Если бы мне в его возрасте это так было просто!). Я хлопочу отпуск более длительный, чем обычно, и на июль и половину августа собираюсь поехать на север в какой-нибудь, самый вульгарный дом отдыха или санаторий Рижского взморья, Карельского перешейка или тому подобное. После моих пяти гриппов этого года клапаны моего кора^** пришли в невзрачное состояние, и я боюсь сразу же ехать на юг, а поеду туда к сентябрю, предварительно укрепившись на севере.

Елена Дометьевна будет сидеть в Москве, а затем хочет ехать на Кавказ, в какую-то голубую бухту Джанхот около Геленджика, на август. Я советую ей поехать все же в Крым — мне он как-то милее Кавказского побережья и мне приехать туда к ней будет проще и лучше.

Мы вспомнили о любезном Вашему сердцу Симеизе — нельзя ли там устроиться, сняв комнату с хозяйкой и обедом, так, чтобы без забот, пользуясь Вашей могущественной протекцией? Мы могли бы сразу же написать туда.

С тапочками³ дело обстоит плохо — еще труднее оказалось получить приличный гараж, а это то, с чего надо начинать. С прошлогодними дырявыми тапочками мы набрались кое-какого опыта, и все это в совокупности подсказывает, что и на этот год мы, вероятнее всего, будем без тапочек. Поэтому хорошо бы быть поближе к Вам, а Коктебель с его новым великосветским народом — как-то не привлекает.

Отсюда: мы оба с Е.Д. просим не оставить милостью и отписать, каковы Ваши летние планы и советуете ли избрать Симеиз основной базой и жительством Е.Д. на август.

Сейчас погода столь гнусная, что как-то даже на лето не похоже, но ведь сроки всех летних дел, если не по погоде, то по календарю уже на носу.

Привет Вам от всего любящего Вас семейства, мечтающего поскорее повидаться с Вами.

Ваш И. Ефремов

А моя пресловутая «лавреатская» бумага — тоже Кубла^*** и нисколько не лучше Вашей, только что клетки понахальнее выступают, как, впрочем, и подобает «увенчанному лавром»⁴

АРАН. Ф. 1674. Оп. 1. Д. 293. Л. 5. Авториз. машинопись.

Примечания

*. Так в тексте.

**. Сердце (лат.).

***. Так в тексте.

На правах рекламы:

• цена часа аренда самосвала в Геленджике

И.А. Ефремов — И.И. Пузанову

Комментарии

Примечания