«Пространством и временем полный...»
«Юный техник». — 1968. — № 12. — С. 27—29.
Иван Антонович Ефремов напряженно работал над завершением нового научно-фантастического романа «Час Быка», и мне удалось попасть к нему только поздно вечером, когда он обычно отдыхает. Крупный высокий человек со взглядом, исполненным спокойной силы, встретил меня на пороге своей московской квартиры. Наверное, тесновато здесь ему — моряку, геологу, путешественнику и искателю «костей драконов» — после слепящего блеска Каспия, равнин Сибири, ревущих ветрами гобийских плоскогорий. Но здесь, за письменным столом, он взял блистательный реванш. Для звездных кораблей выдающегося советского писателя-фантаста открылись безмерные глубины космоса.
Первый шаг в его доме — и перед глазами необычная картина. Помните из «Туманности Андромеды» — оранжевые скалы неведомого мира, погибший звездолет и последний оставшийся в живых космонавт. Еще два шага — и книжные стеллажи во всю стену, от пола до потолка. Во время беседы я нет-нет да и посматривал на них: право же, на этих широких открытых полках уместились бы даже черепа динозавров, найденных монгольской экспедицией, которой он руководил.
В книгах Ефремова прежде всего поражает космическая масштабность его замыслов, стремление установить единство, найти общие корни, точки соприкосновения разных стран и материков на Земле, соединить их Великой Дугой (дилогия «Путешествие Баурджеда» и «Па краю Ойкумены»), замкнуть Великим Кольцом звездные миры («Туманность Андромеды») — объединить усилия цивилизаций, раскрывающих тайны природы. И наконец, разворачивающийся в бесконечность Геликоид — закон развития Вселенной («Час Быка»),
Великая Дуга, Великое Кольцо, Геликоид Вселенной — не правда ли, красноречивая геометрия!
— Плавания на Каспийском море и в Тихом океане, десятки сухопутных экспедиций, — рассказывает Иван Антонович, — не только дали мне огромный запас впечатлений, но и приучили ценить прежде всего стойкость, мужество. На мой взгляд, оно передается от человека к человеку через десятилетия и века, словно эстафета. Помните: геолог Усольцев из рассказа «Белый рог», рискуя жизнью, поднимается на недоступный пик Ак Мюнгуз и находит на вершине меч в золотых ножнах. Взамен его он оставляет на вершине свой геологический молоток — следующему смельчаку!
Однако человека выковывают не только героические приключения, но и приключения мысли — подвиги ищущего ума. Одному из таких подвигов, например, посвящен мой рассказ «Алмазная труба». В нем на основе необычайного сходства геологического строения Средне-Сибирского И Южно-Африканского плоскогорий предсказано открытие алмазов в Якутии.
— А почему вы впоследствии обратились к теме космоса?
— Палеонтолог в своей работе оперирует тысячами и миллионами лет — геологическими эпохами, — писатель улыбается. — Наверное, привычка к таким масштабам времени не проходит безнаказанно; она-то и проложила путь моим кораблям в будущее — ведь будущее — лишь другое направление на оси времени.
Когда человек избавится от борьбы за чисто биологическое существование, зто высвободит его творческие силы и приведет к вспышке величайших открытий. Но нам еще предстоит обрести гармонию, преодолев стихийные силы своей души и общества в целом. Каждый человек — та же Вселенная, глубокая, таинственная, неисчерпаемая. И самое главное сейчас (именно сейчас, не откладывая на сотни лет) — помочь каждому из нас раскрыть в себе все богатства. При этом не стоит апеллировать к высшим существам, все равно под видом богов или же инопланетных пришельцев. Исходя из этих соображений, я и написал роман «Лезвие бритвы». Одно из важных для меня его положений то, что красота — биологическая целесообразность, момент высшей алертности — готовности сражаться за жизнь, за гармонию.
Когда в «Туманности Андромеды» звездолет «Тантра» приближается к Земле, то астронавты принимают обычную формулу широкого обсуждения: «Все, кто думал и работал в этом направлении, все, обладающие сходными мыслями или отрицательными заключениями, — высказывайтесь!» Это не просто этическая формула будущего, но, на мой взгляд, мера устойчивости цивилизованного общества, которое невозможно без признания того, что каждый человек — целый мир.
Фантаст должен пытаться предугадать логическую и эмоциональную атмосферу будущего — ноосферу, как говорил Вернадский, океан мысли, накопленной информации, в котором все мечты, догадки, вдохновенные идеалы тех, кто давно исчез с лица земли, разработанные наукой способы познания, творческое воображение художников, писателей, поэтов всех эпох и народов.
«Час Быка» — продолжение «Туманности Андромеды». В нем я попытался обрисовать трагический опыт планеты Торманс в созвездии Рыси, где затянулся Час Быка — час, когда по тибетским представлениям в ночи торжествуют темные силы. И эта задача для меня была в чем-то сродни реконструкции динозавра, тоже когда-то зашедшего в эволюционный тупик. Экспедиция землян, прилетевшая из эры свободной жизни и одновременно строжайшей самодисциплины, вечной жажды познания, оказывается среди людей, разобщенных невежеством, страхом,
взаимной ненавистью. На Земле люди с крохотным щитом мечты, в хрупкой броне фантазии прошли сквозь миллионы лет страданий, накапливая в генной памяти доброту, сострадание и нежность. Люди же Торманса словно попали в океан энтропии — бездеятельной энергии — и задыхаются под железной пятой всепланетной олигархии.
— В «Часе Быка» Вы хотели показать, что и процесс познания мира не гарантирован от своеобразных тупиков?
— Во всяком случае, герои романа утверждают, что самым трудным было побороть представление о замкнутости Вселенной в самом себе, в круге времен, замыкающемся на себя и вечно, бесконечно существующем. И лишь когда человек понял, что нет замкнутости, а есть разворачивающийся в бесконечность геликоид, тогда он, по выражению индийского мудреца, раскрыл свои лебединые крылья поверх бурного бега времен над сапфирным озером вечности.
И в безмерных глубинах космоса люди прежде всего остаются землянами. Недаром даже солевой состав крови людей и земного океана очень близки. В библиотеке звездолета «Лебедь», уходящего в безвозвратный путь к звезде Ахернар в «Туманности Андромеды», помещена гордая и печальная надпись индейцев племени майя: «Ты, который позднее явишь здесь твое лицо! Если твой ум разумеет, ты спросишь: кто мы? Кто мы? Спроси зарю, спроси лес, спроси волну, спроси бурю, спроси любовь. Спроси землю, землю страдания и землю любимую. Кто мы? Мы — земля!»
Ефремов-палеонтолог был удачливым охотником за ископаемыми. Он создал новую отрасль палеонтологии — тафономию. Ефремов-писатель во многом определил лицо советской научной фантастики. Везение это или нечто большее? Причина скорее всего в том, что он, словно вернувшийся иэ странствий Одиссей, «пространством и временем полный...»
Ю. Моисеев
