§ 8. Античная поэзия в творчестве И.А. Ефремова

Вопрос о поэтических цитатах в произведениях И.А. Ефремова, кроме нашего исследования, поднимался всего дважды за последние 20 лет — почти одноименные работы Л. Акопова «Поэзия в произведениях И.А. Ефремова»1 (1998 г.) и Н. Брагина «Поэзия в творчестве Ивана Ефремова»2 (2016 г.). При этом все эти работы дружно останавливались на поэтических цитатах из творчества поэтов Серебряного Века, появляющихся в трех основных романах И.А. Ефремова — «Туманность Андромеды», «Час Быка» и «Лезвие Бритвы». И.А. Ефремов, как мы только что смогли убедиться, чаще всего использовал стихи Гумилева, Волошина, Брюсова, что связано не только с его любовью к их поэзии, но и с хорошим знакомством, например, с вдовой М. Волошина, с которой он вплоть до смерти поддерживал самые дружеские отношения, что позволило ему в своих произведениях использовать некоторые стихи до того, как они были официально опубликованы.

Отдельного внимания заслуживает поэзия в античных романах И.А. Ефремова («На краю Ойкумены» и «Таис Афинская»). Здесь мы сталкиваемся с весьма сложной и многоуровневой цитацией просто в силу специфики материала.

Усвоение духа и буквы античности последующей традицией представляет большой интерес и отдельную проблему. Существует несколько точек зрения на этот вопрос. С одной стороны, возможно сохранение прямой непрерывной традиции, время от времени подпитываемой витками очередного интереса к древности, при этом более поздние авторы заимствуют иногда стиль и поэтические приемы (мы уже говорили о тяготении некоторых фантастов к развернутым отступлениям, впервые появившимся еще в «Илиаде» Гомера), иногда мироощущение (форму и содержание)3, а иногда и то, и другое. С другой стороны, можно слышать полное отрицание того, что «античность нам внутренне родственна, и мы являемся поэтому ее учениками и продолжателями»4, при этом учеными полностью отвергается какое-либо понимание потомками духа предшествующих времен. И.А. Ефремов, со всей очевидностью, относится к первой группе.

Позволю себе напомнить, что для писателя было чрезвычайно важно значение Эллады и эллинской культуры: «Культура эллинов эмоциональна, их отношение к любви поэтично, и недаром Эллада играла такую роль в последующем развитии общечеловеческой культуры. Эллада пленяет свежестью и полнотой чувств, и отношение к ней не может измениться»5. И этим многоуровневым влиянием античности мы уже сталкивались, когда говорили об исторических источниках романа «Таис Афинская» и о философском единстве созданного писателем мира. Но античные историки и географы остаются как бы на периферии романа — о них помнят автор и образованный читатель, но не герои. Зато герои романа регулярно вспоминают не науку их времени, а искусство: диалоги героев переполнены упоминаниями античных поэтов, описаниями статуй и картин.

В романе «Таис Афинская» нами были отмечены четыре прямые дословные, закавыченные в тексте цитаты из произведений Гомера (причем одна из них цитируется дважды). При этом один раз Гомер даже называется как автор. В остальных случаях указывается только жанр: поэма или гимн. Также присутствует цитата из Платона, один пересказ стихотворения с упоминанием автора и один пересказ без указания на какой бы то ни было литературный источник. И есть одна цитата, атрибутировать точно которую мы пока так и не смогли. Итак, рассмотрим эти фрагменты подробнее.

Начнем с гомеровских цитат. Главная героиня романа — прекрасно образованная гетера Таис — дважды обращается к наиболее известному произведению величайшего из древнегреческих поэтов: в первой же главе она говорит о жителях Фессалии:

— Но не кочевой, они кормящие коней земледельцы, — вдруг сказала Таис, — поэты издавна воспевали «холмную Фтию Эллады, славную жен красотою»... (V. 3 С. 23)

Во второй раз она в 10-й главе вспоминает этот эпизод: «На следующий день она пыталась жертвой и молитвой убедить богиню, что вовсе не смеет соперничать с нею, а поклонение мужей в обычае Эллады, где женская красота ценится превыше всего на свете... «Холмную Фтию Эллады, славную жен красотою», — вспомнился ей милый распев поэмы тогда, в безмерно далеких Афинах...» (V. 3 С. 266).

Здесь использована слегка искаженная строка из «Илиады» Гомера6. В самом тексте «Илиады» сказано: «Холмную Фтию, Элладу, славную жен красотою» (Ил. II: 683) (выделено мной. — Е.А.). То есть имеет место изменение падежной конструкции и вместо однородных членов и, соответственно, двух разных областей Греции мы сталкиваемся с Genetivus Partitivus, что дает приближенное к современному понимание Фессалии как части Греции, а не равноправное параллельное существование Эллады и Фтии (Фессалии), которое и имел в виду Гомер, в чем мы можем убедиться, взглянув на оригинал:

οἵ τ᾿ εῖ᾿χον Φθίην ἠδ᾿ Ἑλλάδα καλλιγύναικα (II. II: 683)7

Древнегреческое ηδε — «и» — особенно часто используется в эпической поэзии и текстах Гомера8, а в данном конкретном отрывке может заменяться и на стандартное και9.

Знаменитый греческий землеописатель Страбон в своей «Географии»10 прямо ссылается на эту же строку Гомера: «И поэт, кажется, считает Фтию и Элладу двумя различными областями» (Кн. 9 Гл. 5: 6). Таким образом мы можем говорить об устойчивом понимании различия между Фтией и Элладой, характерном для архаического периода греческой истории.

В то же время в тексте романа «Таис Афинская» мы имеем явное искажение гомеровской цитаты, которое, из-за двойного воспроизведения, нельзя приписать неточностям набора. В итоге этого изменения прилагательное καλλιγύναικα — «прекрасноженная», «изобилующая красавицами» — стало относиться к Фессалии, а не к Элладе, как должно было быть11, что имеет обоснование только в 1-й главе романа, где речь идет как раз о тессалийцах, в то время как в 10-й главе Таис говорит о всей Элладе целиком (восприятие, характерное для IV-го в. до н. э., а не для Гомеровской эпохи), и можно было бы оставить точное воспроизведение. Возможно, такая замена связана с тем, что, скорее всего, И.А. Ефремов давал известные поэтические цитаты по памяти (а память его была такова, что один из его учеников Н.И. Новожилов вспоминал, как Ефремов читал ему на память, «не рассказывал, а именно читал»12, некоторые литературные произведения) и при цитировании Гомера, опираясь на внутреннее понимание образа, автор сохранил его дух, слегка изменив букву.

В дальнейшем И.А. Ефремов напрямую «Илиаду» уже не цитирует, хотя образ великой поэмы присутствует на всем протяжении романа, поскольку неразрывно связан с образом Александра Великого, который, как нам известно из Плутарха13, постоянно возил с собой и даже хранил под подушкой список «Илиады», исправленный Аристотелем (Александр: 8 (2), 26 (1)), о чем нам напоминают и героини романа: «У Александра есть целый ларец из нартекса. Он хранит там список Илиады, исправленный твоим другом Аристотелем» (V. 3. С. 144). При этом нам, к сожалению, придется констатировать досадную неточность, идущую, как ни странно, от слишком внимательного изучения словаря И.Х. Дворецкого14, в котором указано, что ναρθηξ — имеет два значения: нартек (растение семейства зонтичных, в стволе которого, согласно мифу, Прометей принес на землю огонь) и шкатулка (с прямой отсылкой на текст Плутарха — «экземпляр, отредактированный Аристотелем для Александра Македонского и хранившийся в ларце из нартека»). При этом не принимается во внимание, что реальный нартек — тростник, пусть очень прочный, но тростник, а Плутарх чуть дальше уточняет15, что этот самый ларец Александр получил во время дележа добычи из сокровищ Дария, и что Дарий ценил этот ларец больше всех своих богатств. Таким образом, совершенно очевидно, что здесь имеет место полисемия оригинального текста, которая привела к превращению травянистого растения в древовидное.

С Александром же связана цитата из второй поэмы Гомера, появляющаяся в тексте романа в разговоре Таис и Неарха о только что основанной Александрии.

— Где же это? — заинтересовалась Таис.

— На побережье. <...> Впрочем, ты знаешь об этом месте из Гомера: обитель морского старца Протея.

— «На море в шумном прибое находится остров, лежащий против Египта. Его называют там жители Фарос», — речитативом напела Таис.

— Да, Фарос. И это гомеровское место особенно нравится Александру. Знаешь, как он любит Гомера. Так едем? (V. 3. С. 167)

Как мы видим, это именно то случай, когда Гомер напрямую указан в качестве автора последующей цитаты. А сам эпизод является фактически дословным воспроизведением отрывка из соответствующего жизнеописания Плутарха, к которому И.А. Ефремов, вообще, часто обращался во время работы над романом.

Вот что сообщает нам Плутарх (Александр: 26 (2—3)): «Рассказывают, например, что, захватив Египет, Александр хотел основать там большой, многолюдный греческий город и дать ему свое имя. По совету зодчих он было уже отвел и огородил место для будущего города, (3) но ночью увидел удивительный сон. Ему приснилось, что почтенный старец с седыми волосами, встав возле него, прочел следующие стихи:

На́ море шумношироком находится остров, лежащий
Против Египта; его именуют нам жители Фарос».

В данном отрывке цитируется «Одиссея» — песнь IV, строки 354—355. Нам остается только констатировать изменение цитаты в устах греческой гетеры: «шумноширокое» море превратилось в «шумном прибое». Такому изменению есть несколько объяснений: 1) автор цитировал поэму по памяти и появилось изменение (о таких возможностях мы уже говорили), 2) героиня цитирует поэму по памяти и, соответственно, изменение допущено И.А. Ефремовым сознательно, чтобы подчеркнуть усвоение образованными людьми античности скорее духа, чем буквы знаменитых поэм (хотя кто из современных людей сможет не только воспроизвести этот отрывок, но и хотя бы его опознать?!); 3) автор сознательно изменил типичный для стиля Гомера составной эпитет на более близкий современному восприятию синоним. Нам наиболее вероятным кажется последний вариант в полном согласии с мнением Е.А. Козицкой о том, что искаженная цитата не перестает быть цитатой до тех пор, пока для адресата она остается узнаваемой, поскольку «забывая продолжение (или какое-то слово) цитаты, каждый восстанавливает ее по-своему и тем как бы созидает новую реальность»16. А в данном случае у нас нет никаких сомнений в узнаваемости цитаты: герои ее просто воспроизводят близко к тексту, а для читателя специально назван автор отрывка.

Последующие цитаты отсылают нас уже не к знаменитым поэмам, но к гомеровским гимнам.

Третья прямая цитата Гомера появляется в эпизоде ночной прогулки Таис и Птолемея на поле Скирона:

«Трижды хлопнув в ладоши, Таис запела гимн Афродите с подчеркнутым ритмом, как поют в храмах богини перед выходом священных танцовщиц.

— ...Не сходит улыбка с милого лика ее, и прелестен цветок у богини, — в мерном движении танца она опять приблизилась к Птолемею.

— Песню, богиня, прими и зажги Таис страстью горячей! — вдруг загремел Птолемей и схватил девушку» (V. 3 С. 31).

Здесь идет дословное и почти точное цитирование X гимна Гомера «К Афродите»:

Кипророжденную буду я петь Киферею. Дарами
Нежными смертных она одаряет. Не сходит улыбка
С милого лика ее. И прелестен цветок на богине.
Над Саламином прекрасным царящая с Кипром обширным,
5 Песню, богиня, прими и зажги ее страстью горячей!
Ныне ж, тебя помянув, я к песне другой приступаю.

(пер. В. Вересаева)17.

Здесь мы можем отметить только незначительное изменение предлога (изначальное «на» меняется на «у», что больше соответствует русскому языку, но мы не можем быть уверены в том, что это авторская замена, а не редакторская, поскольку роман «Таис Афинская» претерпел серьезную корректуру, с которой автор был далеко не всегда согласен) и замену местоимения «ее» на имя — Таис, что вполне обосновано в устах влюбленного на свидании.

Четвертая цитата появляется в эпизоде посвящения Таис в таинства орфиков в храме Нейт: «Выспавшись, она лежала без сна всю ночь, не отрывая глаз от звезд. Странное чувство взлета незаметно пришло к ней. Сама земля вместе с ней тянулась к небу, готовая принять его в свои объятия. «Радуйся, матерь богов, о жена многозвездного неба», — твердила она слова древнего гимна, по-новому понятые» (V. 3. С. 127). Собственно, в тексте сразу указано, где нам искать первоисточник — гимны. В данном случае мы сталкиваемся с XXX гимном «К Гее, матери всех». Перед нами дословная, на этот раз совершенно неизмененная цитата в переводе В. Вересаева18. Таким образом, мы можем уже с почти абсолютной уверенностью говорить, что изменения в предыдущих примерах сделаны автором вполне сознательно, когда жертвуется буква высказывания ради сохранения его духа.

Что же касается цитат других авторов, то в первую очередь нам важен эпизод на поле Скирона, где Птолемей нашептывает своей возлюбленной Таис строку «Асперос эйсаугазо астер эймос!» («Ты смотришь на звезды, звезда моя!») (V. 3 С. 34). Строка дана в транслитерации и переводе без указания автора, только с предшествующими мыслями Птолемея («Птолемей зашептал строчку из любимого стихотворения» (V. 3 С. 33)) и комментарием Таис «Ты хорошо образован, милый» (V. 3 С. 34).

Здесь перед нами интересная проблема. Если смотреть на перевод, то перед нами однозначно первая строка из эпиграммы Платона «Астеру»:

Смотришь на звезды, Звезда ты моя! О если бы был я
Небом, чтоб мог на тебя множеством глаз я смотреть.

(А. Р. VII, 669; перевод С. Соболевского)19.

Но в то же время, если мы взглянем на оригинал, то возникает несколько вопросов по транслитерации этого отрывка:

4. (14) Ἀστέρας εἰσαθρεῖς, Ἀστὴρ ἐμός· εἴθε γενοίμην
οὐρανός, ὡς πολλοῖσ᾿ ὄμμασιν εἰς σὲ βλέπω20.

Транслитерация выдает «Астерас эйсатрейс, Астер эмос». И если разночтения «асперос» — «астерас» явно представляют собой ошибку, то с формой «эйсаугазо» все куда интереснее — в тексте ничего похожего нет, более того, нет такого и в разночтениях вариантов этой эпиграммы. К тому же, в греческом языке форма, заканчивающаяся на ω — это форма 1-го лица глагола, а не 2-го, поэтому и по смыслу такой форме здесь не место, хотя само слово εἰσαυγάζω означает «взирать, созерцать»21. Остается предположить, что И.А. Ефремов воспользовался этим же словарем, чтобы изменить строку по своему разумению (нам известно, что во всем тексте романа он, например, принципиально пользовался формами именительного падежа имен собственных при передаче их на русский язык, в то время как традиционно берут основу родительного падежа: так Артемида в романе стала Артемис, Фаида — Таис, а Фетида — Тетис). Впрочем, такое изменение касается только буквы текста, а не его духа.

Также в романе «Таис Афинская» мы сталкиваемся с двумя пересказами стихотворений. В первом случае герои во время беседы точно указывают автора:

— Поэт Алкман, спартанец, сравнивал лакейских девушек с энетийскими лошадьми, — рассмеялся Гефестион, уже вливший в себя немало вкусного черно-синего вина (V. 3 С. 24).

Здесь имеется в виду 1-й Парфений Алкмана в переводе В. Вересаева, который был издан в Книге «Эллинские поэты» как раз в середине работы над романом (1963 г.)22, а потом переиздан с комментариями и дополнениями в серии «Библиотека всемирной литературы» в 1968 г.23

Ведь сама она меж прочих
Выдается, словно кто-то
Посреди коров поставил
Быстрого в беге коня звонконогого,

50

Сходного с быстролетающим сном.
Не видишь? Вон пред нами конь
Енетский.

В этом эпизоде хорошо видно стремление И.А. Ефремова познакомить читателя с литературными шедеврами, малоизвестными широкой публике. Это общая особенность его творчества: в «Лезвии бритвы» он цитирует Шкапскую, Цветаеву, Драверта, народные песни (причем в редко исполняемых подлинно народных, а не эстрадно-приглаженных вариантах), а в «Туманности Андромеды» — стихотворения Волошина, на тот момент не изданные, а хранившиеся у вдовы поэта, с которой писатель поддерживал дружеские отношения.

Еще интереснее продолжение разговора, где спартанская красавица дополняет македонца:

— Тот, кто воспевает их красоту, когда они идут с танцами и пением приносить жертву богине, нагие, с распущенными волосами, подобными густым гривам золотисторыжих пафлагонских кобыл, — ответила Эгесихора (V. 3 С. 34).

Энетские лошади меняются на пафлагонских, что снова является отсылкой к «Географии» Страбона, где сказано, что «Наиболее общепризнанным является мнение, что эти энеты были самым значительным пафлагонским племенем» (Кн. 12 Гл. 3: 8)24, а известно, что Пафлагония славилась своими мулами и лошадьми25.

В то же время имя героини И.А. Ефремова, общее ее описание и золотистые волосы явно пришли из продолжения того же стихотворения Алкмана, откуда же и взяты золотисто-рыжие гривы:

Агесихоры
Волосы, моей сестры
Двоюродной, ярко блещут

55

Золотом беспримесным.
Лицо же ее серебро —
Но что еще тут говорить?
Ведь это — Агесихора!

Для нас особенно интересен момент изменения огласовки имени. И.А. Ефремов крайне тщательно подходил к сбору научного материала для своих произведений, поэтому неудивительно его внимание к мельчайшим деталям: Агесихора Алкмана — спартанка VII в. до н. э.26, поэтому ее имя дано в огласовке дорического диалекта, основной особенностью которого является сохранение архаической ᾱ27 — Άγησιχόρα28, поскольку аттический диалект с его изменением α [a] в η [ē] начал распространяться по всей территории Греции только с V в. до н. э.29 В то же время Эгесихора Ефремова — спартанка IV в. до н. э., да и действие происходит в Афинах, поэтому аттическое произношение ее имени вполне уместно.

Что же касается второго пересказа, то в своих рассуждениях Таис ограничивается неопределенно-личным «говорят», не указывая источник, и даже не намекая на его литературный первообраз: «Она (статуя Афродиты Книдской. — Е.А.) стояла в открытом алтаре, светясь желтовато-розовым мрамором своего тела, и, говорят, сама Афродита, спустившись с Олимпа в храм, воскликнула: «Когда же это Пракситель видел меня голой?!»» (V. 3 С. 85). Здесь мы опять имеем дело с эпиграммой Платона.

В Книд чрез пучину морскую пришла Киферея-Киприда,
Чтобы взглянуть на свою новую статую там,
И, осмотрев ее всю на открытом стоящую месте,
Вскрикнула: «Где же нагой видел Пракситель меня?».

(А. Р. XVI, 60; перевод Л. Блуменау)30.

При этом споры об атрибуции этой эпиграммы31 совершенно не влияют на ее содержание, на которое, собственно, и опирался И.А. Ефремов в своем романе. Хотя мы и помним, что именно эта эпиграмма вызывала вполне обоснованные сомнения в своей принадлежности Платону32.

Что касается загадочной цитаты, с атрибуцией которой возникли сложности, то появляется она в эпизоде встречи Таис и Эрис с художниками:

«Повернув голову к Таис, она попросила напеть утренний гимн Матери Богов, известный афинянке.

— Начни медленно, госпожа, и ускоряй ритм через каждую полустрофу.

— «Ранней весной я иду по белым цветам асфоделей, — начала Таис, — выше встает солнце, ускользает тень ночи...»» (V. 3. С. 326).

Мы хорошо помним о научной добросовестности И.А. Ефремова, который оставался ученым даже в своих самых фантастических произведениях, поэтому мы можем быть абсолютно уверены, что это действительно цитата из гимна Матери Богов, скорее всего Кибеле, Рее или той же Гее. Но вот определить автора пока не удалось.

Таким образом, мы можем с уверенностью сказать, что И.А. Ефремов использовал в своем романе «Таис Афинская» малоизвестные цитаты из произведений греческих классиков, поскольку даже цитату из «Илиады» Гомера мы можем отнести к малоизвестным в силу привычки абсолютного большинства читателей пропускать «Список кораблей». При этом писатель с потрясающей научной добросовестностью привел мельчайшие детали описаний (если использовал пересказ, а не прямую цитацию), что позволило с большей достоверностью погрузить читателя в мир описываемой эпохи. Хотя иногда встречаются неточности в транслитерации греческого текста или незначительные изменения русского классического перевода, взятого, в большинстве случаев из сборника «Эллинские поэты», но эти отступления от оригинала ни коим образом не влияют на дух романа «Таис Афинская», зато пробуждают любопытство читателя, позволяющее ему обратиться уже к первоисточнику.

Что же касается цитации в дилогии «Великая Дуга», то наиболее интересным нам представляется эпизод, когда умирающий расхититель гробниц Яхмес, которому его прекрасное образование только помогало совершать это страшнейшее (с точки зрения древнего египтянина) преступление, цитирует «Спор разочарованного со своим Ба» и говорит Пандиону, что «Смерть стоит передо мной, как выздоровление перед больным» (V. 1. С. 196). Собственно, здесь мы имеем дело с фрагментом «Разговора разочарованного со своим духом»33 — условное название древне-египетского философского произведения эпохи Среднего Царства (текст папируса № 3024 Берлинского музея). С отрывками из этого интереснейшего произведения российские читатели, в том числе и И.А. Ефремов, могли познакомиться в «Истории древнего Востока» Б.А. Тураева34:

«Мое имя смрадно более, чем птичий помет днем, когда знойно небо.
Мое имя смрадно более, чем рыбная корзина в день ловли, когда знойно небо»
Мое имя смрадно более, чем крокодилы, более, чем сидение с крокодилами.
Мое имя смрадно более, чем имя жены, сказавшей ложь своему мужу.
Мое имя смрадно более, чем имя мятежного города, повернувшего тыл.
Я говорю: «Есть ли кто-либо ныне?» Братья дурны, друзья нынче не любят.
Я говорю: «Есть ли кто-либо ныне?» Сердца злы, каждый грабит ближнего.
Человек с ласковым взором убог, добряком везде пренебрегают.
Сердца злы. Человек, на которого надеешься, бессердечен.
Нет справедливых. Земля — пример злодеев.
Я подавлен несчастием, нет у меня верного друга.
Злодей поражает землю, и нет этому конца.
Смерть стоит сегодня передо мной, как выздоровление перед больным,
  как выход после болезни, как благовоние мирры,
  как сидение под парусом в ветряную погоду,
  как запах цветов лотоса,
  как сидение на берегу в попойке,
  как путешествие под дождем,
  как возвращение домой на военном корабле,
  как желание снова увидать свой дом
  после многолетнего пребывания в плену.
Кто находится «там» (т. е. на том свете. — Б.Т.), употребляется живому богу,
  карающему за грехи того, кто их делает.
Кто находится «там», будет стоять на корабле Солнца и давать отборное на храмы.
Кто находится «там», будет премудрым, для которого нет препятствий и который
  молится Ра, когда он говорит».

Таким образом изучение поэтических цитат древних авторов в романах писателя позволяет нам воссоздать дополнительные психологические детали, лучше понять изображаемых героев, оценить их литературные пристрастия, даже их уровень образованности. Это позволяет персонажам книги обрести в нашем воображение подобие жизни. Кроме того, мы лишний раз убеждаемся в потрясающей научной добросовестности И.А. Ефремова, который к созданию художественных произведений подходил так же, как и к созданию статей: долго и тщательно изучал разнообразный материал, относящийся к выбранной эпохе, а потом с удовольствием знакомил читателей с малоизвестными литературным, живописным и музыкальным наследием описываемого времени.

И.А. Ефремов создал в своем творчестве единый уникальный мир со своей географией, историей и хронологией. Мир, построенный во многом на использовании законов, характерных для поэтики волшебной сказки. При этом в единое целое этот мир объединяют не только законы поэтики, но и своеобразное единство «места», «времени» и «героев». Кроме того соединительными звеньями его произведений являются музыка и философия, которым в творчестве писателя отведено достаточно большое значение. Поэтому романы Ефремова можно расположить в относительном «хронологическом» порядке (не по времени написания, а по времени действия) и воспринимать как исторические зарисовки событий, происходящих в этом вновь созданном мире. И даже можем с определенной степенью точности эту относительную хронологию привязать к конкретным датам.

Примечания

1. Акопов Л. Поэзия в произведениях И.А. Ефремова // Иван Ефремов — ученый, мыслитель, писатель. Взгляд в 3-е тысячелетие. Предвиденья и прогнозы. Пущино-на-Оке. М., 1998. С. 119—124.

2. Брагин Н. Поэзия в творчестве Ивана Ефремова // Северо-Муйские огни. 2016. № 3. — URL — http://www.i-efremov.ru/publikacii/poeziya-v-tvorchestve-ivana-efremova.html

3. Блестящим примером такого античного мироощущения является творчество писателя начала XX в., А. Кондратьева. Большинство его рассказов и роман «Сатиресса» построены исключительно на сюжетах античных мифов, представляя собой во многом их реконструкцию изнутри самого мифа.

4. Шпенглер О. Закат Европы. Образ и действительность. Новосибирск: ВО «Наука», 1993. Т. 1. С. 64.

5. Материалы к творческой биографии И.А. Ефремова. С. 201.

6. Гомер. Илиада. М.: Правда, 1985.

7. Homerus. Ilias / Recensiut Arthurus Ludwich. Vol. 1. Lipsia, 1902. P. 99.

8. Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1958. Т. 1.

9. Homerus. Ilias. P. 99.

10. Страбон. География. В 17 книгах. М.: Ладомир, 1994. С. 408.

11. Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь. Т. 1.

12. Воронина Е., Матонина Э. Рапсодия для Таис. С. 18.

13. Плутарх. Александр // Плутарх. Избранные жизнеописания. Т. 2. М., 1987. С. 368, 387.

14. Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь. Т. 2.

15. Плутарх. Александр. С. 387.

16. Козицкая Е.А. Цитата в структуре поэтического текста. С. 46.

17. Античные гимны / Под ред. А.А. Тахо-Годи. М. изд-во МГУ, 1988. С. 115.

18. Там же. С. 136.

19. Платон. Эпиграммы // Платон. Законы. М.: Мысль, 1999. С. 694.

20. Plato. Επιγραμματα // Anthologia lyrica Graeca. Vol. 1. Lipsia, 1925. P. 88.

21. Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь. Т. 1.

22. Эллинские поэты. М.: Художественная литература, 1963. 408 с.

23. Античная лирика. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. Т. 4. М.: Художественная литература, 1968. 624 с.

24. Страбон. География. С. 510.

25. Готлиб А. Пафлагония // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 т. Т. XXIII. СПб, 1898. С. 55.

26. Гринбаум Н.С. Новые папирусные тексты древнегреческой лирики (1962—1987 гг.) // Ранняя греческая лирика (миф, культ, мировоззрение, стиль). СПб.: Алетейя, 1999. С. 8.

27. Славятинская М.Н. Учебник древнегреческого языка. Часть 1. М.: Филология, 1996. С. 294.

28. Alcman. Παρθενεια Αισματα. Εις Αρτεμιν Ορθριαν // Anthologia lyrica Graeca. Vol. 2. Lipsia, 1925. P. 11.

29. Славятинская М.Н. Учебник древнегреческого языка. Часть 1. С. 304.

30. Платон. Эпиграммы. С. 697.

31. Позднев М.М. К Вопросу об авторстве платоновских эпиграмм // AKADHMEIA. Академия. Материалы и исследования по истории платонизма. Межвузовский сборник. Выпуск 1 — URL: http://platoakademeia.ru/index.php/ru/academeia/item/9-academaeia_1_07

32. Там же.

33. Разговор разочарованного со своим духом. URL. http://izbakurnog.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000008/st028.shtml

34. Тураев Б.А. История Древнего Востока. Том 1. Л.: Социально-экономическое издательство, 1935. С. 232—233.